Спустя недолгое время появился вызванный Анной лекарь. Был он стар — но, впрочем, кто и когда видел молодого врачевателя, да ещё и в столице? На лице его красовался длинный острый нос, а оттопыренные в стороны мохнатые уши красноречиво свидетельствовали о немалой мудрости их обладателя. В больших голубых глазах плескалось не утраченное с годами неуёмное любопытство. Первым делом он удостоверился, что болезный жив и помирать в ближайшее время не собирается. Перебросившись парой фраз с хромым соглядатаем, лекарь выяснил, кого ему предстоит лечить, и где живет сей достойный господин. Потом представился купцу мэтром Бурвилем, быстро осмотрел стонущего Хорста, пару раз больно сдавил своими тонкими и сильными пальцами бока бедняги и, поднявшись, обратился к слугам менял:
— Домой его отнесите. И пусть пару дней полежит. К синякам стоит прикладывать что-то холодное. Медом хорошо помазать — там, где болит. Пиявок поставить — тоже не повредит. Пусть попьет настойку ореховую. Только не много. И покой, покой, покой. Побольше питья, можно даже пива. Я зайду на днях, посмотрю его ещё раз, да кровь пущу. И плату взять нужно будет.
С этими словами он откланялся присутствующим, а их к этому времени собралась приличных размеров толпа, и отбыл по своим делам. Поняв, что никого в этот раз не убили и ничего интересного более не произойдет, зеваки потянулись вслед за мэтром Бурвилем.
Когда хромец склонился над Хорстом, собираясь поднять того с дороги, Хорст неожиданно сильно притянул к себе его голову и жарко зашептал в ухо:
— Узнай! Узнай, кто она такая! Отблагодарю.
Хромец оттолкнул от себя купца, и расхохотался — сухим, почти беззвучным смехом, больше напоминавшим кашель, отчего Хорсту сделалось как-то нехорошо.
Стряхнув с черного рукава прилипшую к ткани соломинку, хромой опять наклонился над Хорстом и, заглядывая, казалось, в самую душу своими выпуклыми блестящими черными глазами, зло прошептал:
— Зачем узнавать? Я тебе и так всё скажу. И даже денег не попрошу. Должен же я тебя как-то отблагодарить, за то, что вместо того чтобы сейчас крушить твой дом, я вынужден бродить за тобой по всему городу на солнцепеке? — Он гадко улыбнулся. — Это была Екатерина Борне, дочь королевского коннетабля. Что, дружок, не про тебя невеста, да?
Он снова еле слышно захохотал, уподобившись обликом Нечистому — весь в черном, с искаженным злорадной гримасой лицом, на котором наливались красным блестящие антрацитовые глаза.
Хорст ничего не понял — он не знал кто такой коннетабль Борне, и чему так радуется этот бандит. Теперь он знал главное — её имя, а всё остальное казалось ему совершенно незначимым. Негоциант мечтательно улыбнулся и снова провалился в темноту забытья.