Лодка медленно продвигалась к берегу. Мы снова взялись за весла.
— Он там, в лесу, — повторила Джинкс, не желая расставаться со своей страшилкой. — Прячется в густой тени. Другого дела у него нет, ждет, пока его кто-нибудь разыщет и наймет. Живет в лесу, в палатке из звериных шкур, а вокруг развешаны человеческие кости и стучат на ветру. А когда наскучит на одном месте, он сворачивает свой шатер, все кости в него заворачивает, закидывает за спину и переходит на другое место, там снова разбивает лагерь. Сидит и ждет, пока кому-нибудь понадобится. Тогда идут к его родичам и просят их сходить в лес и потолковать с ним, потому что никого, кроме своих кузенов, он к себе не подпускает, да и те его опасаются.
— Отчего он стал таким? — спросила я.
— Говорят, родная мать терпеть его не могла, потому что он такой и уродился ненормальный, и, когда ему исполнилось десять лет, в самый день рождения она повезла его кататься по реке, выкинула из лодки и пристукнула веслом по голове. Но он не сдох, а только обмер, и его выбросило водой на берег. Он стал жить на берегу, прятался в лесу. А потом его мать нашли мертвой — голова пробита веслом, а рук нет, отрублены у запястья.
— Замечательно! — буркнул Терри и рассмеялся, но не слишком громко.
— Смейся-смейся, — сказала ему Джинкс. — Но лучше не спорь со мной. Поверь: Скунс где-то там. И если ты случайно наткнешься на него, это будет последнее, что ты в жизни увидишь.
Приплыли мы наконец к тому месту, где жила — прежде жила — Мэй Линн, и повыпрыгивали на берег. Терри держал конец веревки, привязанной к носу лодки, и, как вылез, примотал ее к пню. Для пущей надежности мы вытянули переднюю часть лодки из воды, так что дыра в дне пришлась не в воду, а в болотную грязь.
Перед тем как повернуться к берегу спиной и пойти к дому, Джинкс оглядела реку и ткнула пальцем. Джинкс была большая любительница тыкать пальцем. Всегда во что-нибудь ткнет и вам напомнит. Каждый раз, когда мы приплывали на это место, она тыкала пальцем во-о-он туда — туда, где мать Мэй Линн вошла в воду, обмотав себе рубашкой голову.
— Во-о-он там это стряслось, — добавляла она, как будто мы без нее не помнили, о чем речь.
Мы поднялись на взгорок, ноги скользили по сосновым иглам. Дом стоял на вершине холма, вместо фундамента — покосившиеся столбики, пропитанные креозотом. Дом специально поставили на холме, чтоб река не подмыла, но, судя по тому, как его скрючило, в скором времени он сам свалится, покатится кубарем вниз и свалится в реку как раз во-о-он в том месте, где утопилась мать Мэй Линн.