— Оказывается, всё дело во мне, — потянулась к нему Мария-Виктория, призывно поводя подбородком и пытаясь добиться его поцелуя.
Дальше слова уже потеряли всякий смысл. Почти бросившись в объятия друг друга, они вместе ступили два шага, отделявших их от лежанки. Немного поблуждав по несложным нарядам девушки, Отто наконец сорвал с неё всё, что только можно было сорвать, и, повалив поперёк тюфяка, чуть не переламывая женщину в пояснице, брал её долго и ненасытно. Me отпуская, не давая возможности не то, чтобы хоть как-то привести себя в порядок, но хотя бы прийти в себя.
Были мгновения, когда Отто казалось, что этой женщиной вообще невозможно утолить свою страсть. Но не потому, что не ощущал её тела, а потому, что ощущение это было настолько сильным, настолько необычным и неповторимым, что ликование плоти не угасало, как это случалось обычно, а, наоборот, возгоралось в новом огне желания и ярости, в новом первородном стремлении обладать и быть обладаемым. Во что бы то ни стало — обладать и быть обладаемым!
… Когда это наваждение наконец развеялось, Скорцени обессиленно присел рядом с лежаком и уткнулся лбом в судорожно сжатые ноги женщины. Разгоряченному, истекающему потом, невероятно уставшему, ему уже не хотелось ни подниматься, ни продолжать сражение страстей. Просто сидеть вот так, уткнувшись в ноги женщины, сидеть целую вечность, прислушиваясь ко всё нарастающему рокоту волн, к поскрипыванию жердей на крыше хижины, к шепоту крон.
«Теперь я знаю, — сказал себе Скорцени, — что первый человек Земли был зачат на точно таком же острове, а может, именно на этом под грохот прибоя, потрескивание стен хижины и стенание лесной кроны. Вот почему всё это и произошло сейчас на острове. И ты здесь ни при чём. Это и в самом деле не Скала Любви, а самая настоящая Скала Безумия».
Обхватив руками икры женщины, он потянулся вверх, с удивлением ощущая, что не сможет отпустить её до самого утра. Он вновь хотел её с той же неутоленной жаждой, с какой набросился в первый раз.
— Ты способна подняться?
— По-моему, нет, — едва слышно проговорила Мария-Виктория.
— Что-то случилось?
— А вы так и не поняли, что именно?
— Значит, всё в порядке? — несколько встревоженно спросил Отто.
— Считайте это словами отпевания.
— Мы могли бы лечь, так было бы удобнее…
— О, нет! — простонала женщина. — Всё это уже невозможно.
«Поднимется и уйдёт! — испугался Скорцени. — И всё это уже никогда не повторится. Никогда! Уйдёт!..».
Вновь набрасываясь на неё, Отто из-за сумерек не мог видеть широко раскрытых, наполненных ужасом глаз княгини. Услышал лишь её пронзённое изумлением: «О Господи! Неужели опять?!».