Эдуарду скоро стало известно о намерениях противника и о том, что обе армии разделяет небольшое расстояние. Он тотчас созвал совет, куда входили князья Империи, маршалы, все бароны и прелаты Англии, спросив у них, по-прежнему ли они желают дать сражение и намерены ли высказать ему свои соображения, что следует делать в том месте, где они оказались. Сначала сеньоры молча переглядывались, потом поручили говорить герцогу Брабантскому; тот встал и сказал, что, по его мнению, долг и честь обязывают их всех сражаться, «хотя численное превосходство за противником, и необходимо без промедления послать герольда к королю Франции, дабы потребовать сражения и принять его в тот день, какой назначит король». Это вступительное слово было встречено единодушными рукоплесканиями, и герольду герцога Гелдерландского, знающему французский язык, было поручено от имени короля Англии и князей Империи доставить их вызов королю Франции. Герольд тотчас сел на коня и со свитой, достойной тех, кого он представлял, скакал всего два часа — так близко армии находились друг от друга — и прибыл на аванпосты Филиппа де Валуа, попросив немедленно проводить его к королю.
Король Франции принял его в окружении своего военного совета и с радостью выслушал герольда, умного человека, исполнившего поручение достойно и твердо; потом, узнав, что противник остановился и ждет его, требуя генерального сражения, Филипп де Валуа ответил, что ему приятно слышать подобные слова и он выбирает ближайшую пятницу как день, когда ему будет удобно вступить в битву; затем король, сняв с плеч горностаевый плащ с застежкой в виде золотой цепи, подарил его герольду в знак того, что тот здесь гость желанный, а принесенная им весть чудесна. В тот же вечер герольд вернулся в армию Эдуарда, рассказал об обильном королевском угощении и сообщил, что день сражения назначен на пятницу. Слух об этом тотчас распространился среди князей Империи и английских баронов, и они часть ночи посвятили чистке оружия и подготовке к битве.
На следующий день граф Геннегауский поручил сиру де Тюпиньи и сиру де Фаньоэлю — из всех своих рыцарей этим двоим он полностью доверял за их храбрость и ум — выяснить дислокацию английских полков. Они тотчас оседлали лучших боевых коней и, под покровом леса, что тянулся вдоль всей линии расположения англичан, какое-то время ехали мимо английской армии, от которой были так близко, что могли наблюдать все ее позиции. Но вдруг плохо объезженный конь сира де Фаньоэля испугался (его царапнула по крупу ветка дерева) и, закусив удила — всадник не мог с ним совладать, — вынес его из леса и, примчавшись прямо в стан армии Эдуарда, сбросил на землю среди палаток князей Империи. Сир де Фаньоэль тотчас был окружен и взят в плен пятью германцами, запросившими с него выкуп; поскольку он был пленен не в бою, а в итоге случайного падения с лошади, они согласились отпустить его на свободу, если он пожелает дать им гарантию, что кто-то поручится за него и внесет залог. Тогда сир де Фаньоэль попросил, чтобы его отвели к мессиру Жану де Бомону; тот — он как раз выходил с мессы — пришел в восторг, увидев у входа в палатку своего давнего и доброго знакомого. Пленник рассказал о том, как он попал в руки германцев, какой за него назначили выкуп и что предложили ему захватившие его люди. Мессир Жан де Бомон сразу же внес требуемую сумму и пригласил сира де Фаньоэля на обед; во время десерта он велел привести коня своего гостя и вернуть сиру де Фаньоэлю его меч, но при одном условии: тот должен взять на себя труд передать от него поклон его племяннику — графу Вильгельму. Сир де Фаньоэль обещал это сделать и вернулся в лагерь своего короля; он смог дать более точные сведения об армии Эдуарда, увидев ее изнутри, нежели те, какие рассчитывал получить, отправляясь утром в разведку.