В ответ – мертвое молчание.
Опять: "Доктор! Доктор! Я болен".
"Косоротушка" подымает приветственным жестом рюмку с марсалой: "Твое здоровье, мичман" и опять погружается в раздумье. Пациентов своих и их недуги знал хорошо.
Впоследствии единственно, чем страдал Бахирев – это было похмелье. Мне случалось слышать на "Петропавловске", которым я командовал, как мой адмирал взывал по утрам к своему верному, до самого конца, несмотря ни на какие "революции", вестовому: "Качалов! Качалов! Подыхаю! Подыхаю!"
— "Обойдется, Ваше П-ство, не впервой!"
И действительно, на следующий день, бывало, Михаил Коронатович, веселый и бодрый, еще до подъема флага, заглядывал ко мне в каюту со словами "Бокал вина капитан".
Михаил Коронатович был умный, простой и добрый человек. Михаил Петрович Лазарев говорил о Нахимове: "Чист сердцем и любит море" То же можно было сказать и о Бахиреве: чист сердцем и любит море.
Михаил Коронатович был не совсем русским по крови, но глубоко русским человеком в душе. Сослуживцы чувствовали в нём монгольскую свирепость. Многие считали его весьма незаурядным человеком.
Михаил Коронатович был завзятый холостяк, но веселые морские дамы, по возможности с большими шляпками, веселили сердце холостяка. У него были дружеские отношения со многими. Но морские дамы на его сердце никаких атак не делали. Чувствовали, что это бесполезно. Завзятый холостяк, он любил "эпатировать" публику, громко рассказывая где-нибудь в театре во время антракта, что у него будто бы сбежала жена с драгунским корнетом и т. п. Бахирев любил жизнь кают-компании. Командиром "Рюрика" он поселился в одной из офицерских кают, а не в полагавшейся ему по штату. "Почему так?" – спрашивали его. "Да отсюда, видите ли, голоса из кают-компании слышатся". Он не мог как командир по уставу столоваться в кают-компании, но столовался не со штабом, а у себя в каюте, но скучал в одиночестве и рад был, когда я, в то время командир "Цесаревича", приезжал к нему на "Рюрик", и зачастую посылал за мной катер, приглашая обедать.
За кормой "Петропавловска", на котором он держал свой флаг, а я был командиром, в каких-нибудь двух кабельтовых, на Гельсингфорсском рейде, находился остров Брэнд-Эри и на нем хороший ресторан. Бахирев любил иногда съезжать туда завтракать. Но ему непременно нужен был компаньон. Флаг-капитану, как он меня именовал на английский манер, выпадала обязанность его сопровождать. "К началу занятий будем дома", — обещал он. Так обыкновенно и бывало; но иногда к нашему с ним столику подсаживалась бойкая, веселая, остроумная эстонка, очень недурная собой.