Однажды, в воскресенье, привычно – в полном одиночестве – выкатила коляску с (мгновенно заснувшим после первого глотка свежего воздуха) сыном в парк. Навстречу мне дружно вышагивали пары, прогуливающие своих чад. Молодые мамы с папами. Не очень молодые мамы с папами. Бабушки, дедушки. И почему-то именно в выходные дни в пестрой толпе явственно выделялись одинокие мамочки. Вот в такое воскресенье, на прогулке, меня и накрыло осознание: а ведь я не что иное, как мать-одиночка!
Ну да, человек, с которым я существую под одной крышей, обозначен в графе «семейное положение» как муж. Ну да, я зарегистрирована с ним в одной квартире. Ну и что с того? Мы почти не разговариваем, кажется, я его совсем не интересую – мои проблемы его не трогают, а лишь утомляют.
У Лапонецкого существовало вполне устойчивое домостроевское представление о браке: муж должен заниматься своими делами, а жена – ухаживать за ним и стеречь очаг. И потому он живет этой своей, непонятной жизнью, в которую меня не посвящает. Там – его пациенты и коллеги, ночные дежурства, преферансы по пятницам, возлияния с друзьями по выходным, поездки в Сочи и на Чегет, а еще масса всего важного, нужного и увлекательного, что существовало до меня и осталось неизменным по сей день. Зато он приносит в дом продукты, регулярно платит за квартиру и обеспечивает нам с ребенком полноценное медицинское обслуживание.
От меня требуется совсем немного: рано вставать, готовить ему горячие завтраки, встречать правильными ужинами, содержать дом в идеальной чистоте. А еще кипятить, стирать, крахмалить и ежедневно наглаживать ему рубашки и два раза в неделю – белый врачебный халат. Ну, и изредка спать с ним. Когда ему это внезапно понадобится.
Многие матери-одиночки мечтали бы, наверное, о такой отработке «беспроблемного содержания».
Также примерно раз в месяц (не чаще) следует выходить с ним «в общество». Это значило: демонстрировать себя и нашу согласованную пару его друзьям, коллегам или родственникам на каком-либо соответствующем торжестве.
– Он тобой гордится, – в обязательном порядке докладывал мне кто-нибудь из его приятелей.
– Что вы говорите? – всегда изумлялась я.
– Да-да. Хвалится тобой даже!
Я лишь хмыкала в ответ недоверчиво. Какой смысл хвастаться мною кому-то, но слова доброго не сказать мне лично?
Впрочем, к этому я тоже со временем привыкла. Ну, закончились у человека все добрые слова, едва птичка оказалась в клетке. Я, кстати, отчетливо помню хлопок этой самой, закрывающейся за моей спиной дверцы. «Ничего-ничего, – подумалось тогда, – надоест – выпорхну». Не подозревала, глупая, что срок может затянуться надолго и выпорхнуть будет не так уж легко…