Доктор участливо выслушивает меня и произносит:
– Знаете что? Отбросьте сомнения по поводу этого переезда. Занимайтесь спокойно всем, что для этого требуется, по возможности отпустив волнение. Живите, как жили. Коль скоро вам с ребенком суждено уехать в другую страну – обязательно уедете, какие бы препятствия не возникали на пути. Если только это – Ваша Судьба. Доверьтесь ей и пустите все на самотек.
От этих мудрых слов мне становится легче. Надо отпустить волнение… надо отпустить…
– Ну что сказал тебе доктор, Алечка? – с беспокойством спросила по телефону мама.
Родители после моего возвращения из Штатов стали звонить очень часто. С позабытым вниманием и заботой. Неужели Грегори и тут оказался прав?
– А хочешь, мы пригласим к себе Диму, – неожиданно предложил папа, – чтоб дать тебе возможность спокойно собраться-оформиться.
– Папа, а ты себя нормально чувствуешь? – осторожно поинтересовалась я. – Ты ж всегда говорил, что с моим ребенком вам трудно справляться!
– Ну, так было раньше. Теперь он уже достаточно большой и не станет, надеюсь, без тебя истерики закатывать. Выдержал же, пока ты в Америке была.
Я расчувствовалась. Родители снова превратились в моих родных, любимых папу с мамой. Сообщение о браке с американцем обрадовало их безмерно. Они не только перестали реагировать раздраженно на любые мои высказывания, но даже свою помощь вот предложили!
Итак. Димкин заграничный паспорт должен быть готов через неделю. Вариант с отправкой его в Израиль к дедушке с бабушкой совсем неплох.
– Тем более оттуда нам будет гораздо проще перетащить его ко мне, – тут же сообразил Грегори. – Так что эта важная проблема может быть решена вполне безболезненно.
Грегори настаивал, чтоб я как можно скорее подала заявление об уходе. Мол, ни к чему мне уже работа эта, только сковывает во времени. Я тихо упиралась. Работа здорово отвлекает меня от волнений, связанных с переездом. Я испытываю острую необходимость быть вовлеченной в бойкий редакционный ритм, в атмосферу пульсирующего творчества. Не хочется, как же не хочется резко рвать все нити, связывающие меня с этой жизнью! Материальный фактор, кстати, тоже никто не отменял.
– Я же дал тебе денег, – возмутился Грегори, едва я обмолвилась об этом, – неужели тебе не хватит на жизнь до отъезда?
Мне трудно разъяснять ему некоторые вещи, и поэтому я стараюсь о них не говорить вовсе. Я словно бы повзрослела после Америки, стала мудрее и значительно сдержаннее. Каждую невысказанную мысль научилась продумывать, прежде чем выпустить из себя. Это заметно злит Грегори. Мои отводные вопросы и хитрости с переключением разговора на другую тему он стал улавливать довольно быстро. Вот только умение наговорить кучу спонтанных нежностей повергает его в растерянность. Противостоять восхвалениям Грегори не способен.