А я не чувствую ничего, кроме нарастающего возбуждения от тоста к тосту. Нужно срочно наверстывать упущенное: еще год, и молодость закончится! Молодость, которой я так и не успела попользоваться всласть…
Проскакала вприпрыжку на кухню за «горячим». Вытащила из духовки запеченную баранью ногу. Выложила ее на овальное блюдо, нарезала аппетитными ломтиками, зеленью с чесноком посыпала, напевая под нос: «ля-ля-ля, жу-жу-жу». Чувствуя себя при этом легкой, умелой, молодой. Но затем вдруг, глаза подняв, истинное отражение свое в оконном стекле увидела. Жалкое зрелище представилось взору: кудри рыжие растрепались, тушь растеклась, помада уплыла за положенные пределы. Да и совсем уж не девочка на вид, честно если признаться…
Плюхнулась на табуретку и разревелась. Так горько за себя вдруг стало! Невезуха и нескладуха какая-то. Все скачу вприпрыжку, всё бодрюсь да хорохорюсь, не желая выглядеть хуже своих благополучных друзей. А чего, собственно, хорохориться? Они-то все по парам, прям как из Ноева ковчега, а те, кто и не как из ковчега, все равно крепко устроены в жизни: энергично работают, карьерный рост осуществляют, звонко зарабатывают, качественно питаются, по миру путешествуют, а я?
К чему все эти застольные восхваления да дежурно-елейные речи:
«Какая ты у нас классная»!
«Распрекрасная»!
«Одаренная!»
«Самобытная»!
«Удивительно стильная»!
«Изумительно неповторимая»!
Что толку в том, коль за год до своего тридцатилетия совсем одна я. В целом свете! Да еще с ребенком на закорках. Карьеру не сделала, зарабатывать не научилась, таланты свои зарыла незнамо куда… эх…
Сын Димка заглянул на кухню, увидел эти мои постшампанские слезы и спросил недоуменно:
– Мам, ты чего это, плачешь?
– Нет-нет, – сглотнув слезу, ответила торопливо, – я… смеюсь! Смеюсь я, Димочка, – и выдавила из себя убогую улыбку.
– Как-то ты грустно смеешься, – недоверчиво покрутил головой Димка. Но, на всякий случай, решил пожалеть. Одной ручонкой за шею обнял, другой – по головке погладил, приговаривая нараспев: – Маленькая моя, ма-а-аленькая… двадцатидевятилетняя…
Ну а еще часа через два, под именинный торт «на скорую руку» (из готовых коржей, промазанных сгущенкой и обложенных консервированными персиками), самый мудрый из присутствующих, добрый друг Палыч, закончил лейтмотивное перетирание праздника одной только фразой:
– Деточка, тут никто не глумится над тобою! Оглянись вокруг: тебя просто принимают в Общество!
Послушно огляделась и впрямь как-то быстро успокоилась: ровесников среди моего окружения было раз-два и обчелся.