Когда жена возвращается, Деган протягивает ногу, вытерев предварительно сапоги тряпкой, и говорит:
— Ну, хозяюшка, и мне помоги. Снимай!
— Я получше справлюсь, — говорит Анри. Он быстрее Полетты поборол свое смущение. Сапог он стягивает ловко.
— Видите, какая нищета! — говорит доктор. У него на носке дырка, из которой торчит большой палец.
Второй раз доктор шутит по поводу нищеты. Зачем он так говорит? Что у него на уме? Анри отвечает полушуткой, но не смеется:
— Разве дыры — нищета? Нищета без носков ходит.
Анри не посмотрел при этом на башмаки своих детей, но Деган, а вслед за ним и его жена, взглянули на эти маленькие мокрые башмачки.
Пьеро берет заботу о ребятишках на себя и уводит их в отцовский кабинет — там он заранее разложил на ковре конструктор, еще до того, как ушел пилить дрова. Пока Пьеро налаживает электрический моторчик, дети, конечно, все успевают потрогать, им все интересно — и стекло на письменном столе, и телефон. Взрослые остались на веранде, там тепло, как и в комнатах. Что ж, понятно: центральное отопление. У Анри чуть не вырвалось: «У нас тоже будет центральное отопление. Один товарищ хочет наладить». Но удержался и не сказал. Разве можно сравнить… Батареи, которые обнаружили в подвале школы, заржавели. Да и вообще ничего еще не сделано!
— Спасибо, — говорит Деган, весь красный от натуги. И, протягивая вторую ногу, объясняет: — Люблю, знаете ли, садовую работу, а для грязи сапоги удобнее, чем деревянные башмаки.
— Присядьте! — предлагает мадам Деган, подвигая Полетте стул. — Мы не признаем никаких церемоний, — добавляет она, ласково обнимая Полетту за плечи. Полетта садится.
— Какие там церемонии! — подтверждает Деган. — Вы тоже сядьте. Здесь тепло, правда? — Он вытирает мокрые руки о джемпер и, чтобы согреть их, трет о колени. — Терпеть не могу церемоний! Иветта, помнишь: в Опере?
Иветта садится на корточки перед буфетом, и халат ее слегка распахивается, открывая колено. Из буфета она достает поднос с печеньем, бутылки и изящные рюмки.
— Расскажи, — смеясь, просит она.
— Можно. Прошлой зимой мы поехали в Париж. Тогда у нас жила в доме прислуга, и мы оставили Пьеро на нее. Иветте ужасно хотелось побывать в Опере. Мы пошли. Вот где церемонии, доложу вам! Тошно становится. Я, конечно, говорю не о спектакле. К счастью, спектакль был замечательный, невероятной красоты! Но зрители!.. Просто ужас! Билеты мы взяли на балкон. Здесь нас, возможно, считают богачами, а там хорошие места нам недоступны. Ну, недоступны — это, конечно, не то слово. Так вот, с балкона был виден весь партер. Поглядишь, а там все голое, розовое — лысины, голые черепа, а дамы оголились вот по сих пор и демонстрируют голые плечи и голые спины. Я не против декольте, честное слово, но тут прямо уж неловко становилось. Не знаешь, куда глаза девать. Да еще, сказать по правде, побаивался — вижу, Иветта на меня подозрительно поглядывает!