Все смотрят на Алину, и она краснеет.
— Ты не устала? Иди-ка, ложись, — говорит мать, гладя ее иссиня-черные, гладко зачесанные назад волосы.
— Что ты, мама! — вся вспыхнув, смущенно отвечает Алина. — И зачем это матери вздумалось говорить с нею, как с маленькой, да еще при гостях?
У Мишеля тоже разливается по лицу краска.
— Если я вас правильно понимаю, Жером, — говорит Фернан, уплетая коврижку, — вы нас поучаете?
— Что же из этого? — отвечает Бувар. — Ты не думай, глупыш, будто молодые знают о любви больше стариков.
Как приятно болтать, подтрунивать друг над другом! Как это непохоже на суматошное одиночество казармы!.. В ответ на реплику Жерома Тэо гордо выпячивает грудь и начинает напевать, постукивая кулаком по столу, отбивая такт.
Не каждый день нам двадцать лет…
— Пой, пой, пока тебе двадцать лет, а придет время — и ты поймешь, что я был прав! Возраст не так уж много значит, как ты думаешь. С годами, правда, одолевают заботы и любишь по-иному, но любовь-то все же остается. В двадцать лет одно хорошо — веришь: вот, я все завоевал. Около меня моя любимая, и теперь все пойдет без сучка, без задоринки. Но была бы у нас другая жизнь, не такая тяжелая, а хорошая жизнь — ведь можно себе это представить? — и я уверен, что чувства не изменялись бы с возрастом, наоборот…
Мишель удивленно смотрит на Жерома. За вечер поговорили о многом, но мимоходом, перепрыгивая с темы на тему, а вот теперь Жером как сел на своего конька, так и не слезает. Говорит и поглядывает на Мишеля, на его товарищей и на Алину, будто все его рассуждения касаются и дочери. «Неужели догадывается?» — думает Мишель и уже не решается повернуться в сторону Алины. Наверно, всякий прочтет в его глазах, что он неравнодушен к ней, а ведь она еще такая юная. Могут дурное подумать.
Но в общем выдумка с вином и коврижкой как будто обошлась благополучно.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Вино и коврижка
Вот как это было. Когда Мишеля взяли в армию и назначили в этот город, отец сказал: «Ну и повезло! У меня там очень хороший товарищ. В плену вместе были. Его зовут Жером Бувар. Он тебя примет, как родного. Я ему напишу, и если он мне ответит… мало ли что могло произойти, я его потерял из виду с сорок пятого года… ты сходи к нему. Будь уверен, он о тебе позаботится — ведь мы с ним как братья жили».
Письмо было послано по прежнему адресу — в уничтоженный войною поселок, но так как Жерома все в порту знали, почтальон отнес письмо по новому адресу. Жером обрадовался, что отыскался старый товарищ, и немедленно ответил. Приятно было писать; и об ошибках беспокоиться не надо — хотя друг и живет в Париже, но пишет он и разговаривает попросту, как умеет. А после того как Леона перечитала ответное послание мужа и исправила самые грубые сшибки, Жером был уверен, что столичные жители не поднимут его на смех. Но все-таки по письму было видно, что Жером чем-то смущен. Конечно, он сделает решительно все, что сможет, но… (как это трудно выразить на бумаге!..) — жизнь здесь такая тяжелая, и может быть, он не всё сделает, что хотелось бы и что следовало бы сделать. Отец Мишеля, не зная, как живут докеры, нашел письмо не очень приветливым.