Длинные уши в траве. История косули Рыжки (Крженек) - страница 88

Ивча вертелась в кухне вокруг мамы и, наверное, хотела показать, что знает и умеет многое — не только кормить пауков и кидаться Вольфом, и поэтому нарочно разговаривала с мамой очень громко:

— Мам! А если бы мы вдруг перепутали и к нам в шампиньоны попала бы хоть одна бледная поганка, мы что, все бы умерли?

Я слышала, как мама сказала:

— Тихо, помолчи!

— Но я никогда не ошибусь, — продолжала Ивуша, — я знаю, что на лужку бледные поганки не растут, там растут только шампиньоны, а бледная поганка может просто случайно на луг забрести. Но я бы все равно это заметила, я всегда шампиньоны выкапываю, чтоб посмотреть, не растет ли он из мешочка, как поганка.

Я заметила, что папка только притворяется, будто читает газету, а на самом деле внимательно прислушивается к разговору. Только Ивуша замолчала, он встал, бросил газету на скамейку и, войдя в кухню, сказал:

— Один момент.

Взяв сковородку с шампиньонами, он вышел во двор. Мама сказала Ивче:

— Ну, доигралась, девочка, доигралась.

Папка вернулся с пустой сковородкой. Мама качала головой, а папка положил сковородку на полку.

— Шампиньоны — цыпки. Вы довольны? На ужин будет чай и хлеб с маслом.

Час спустя мы все уже смеялись над этим происшествием, а больше всех сам папка. А мама призналась:

— Я была уверена, что это шампиньоны. Трижды каждый со всех сторон оглядываю. Но когда наш маленький миколог разговорился в кухне, хотите верьте, хотите нет, я бы и ложки не смогла в рот взять.

И снова получилось так, что нашей Ивуше все прощается, и мы в хорошем настроении пошли спать. Проснулась я ближе к полуночи и сперва подумала, что мы забыли остановить наши страшные часы. Но оказалось — совсем другое.

Открыв окно, я увидела на залитой лунным светом луговинке Рыжку — казалось, уши ее касались звезд. Со шкурки стекало серебро, она нежно посвистывала, выпрашивая кашку. Я размечталась, что когда-нибудь она вот так же вернется ко мне, хотя бы во сне. Вместе с луной, со звездами, белесым маревом над рекой, которое под утро разорвется в клочья и превратится в ничто.