— Я сдаюсь на любых условиях, — сказал Йорген, он тоже уже принял решение.
— Они обманут нас, они убьют нас, я видел их страшные азиатские хари, в них нет ничего человеческого, — ныл Граматке, — я застрелюсь.
Он даже потянулся к лежавшему поодаль автомату, но пока нерешительно. Юрген встал, подошел к нарам Граматке и забрал автомат. Тот был в таком состоянии, что мог и застрелиться, это сколько угодно, это был бы его выбор, но мог начать палить вокруг себя. Такое на фронте случалось.
— Предлагаю обмен, Йозеф, твою судьбу на мою судьбу, — сказал Гартнер, — только решай сразу, торговаться нет времени.
Граматке дрожал.
— Нет, — ответил он после долгой паузы.
Но Гартнер его уже не слышал. Последний обмен в его жизни не удался.
Вернулся Фрике.
— Они прислали какое-то чучело, трехдневная щетина, рваные брюки, немецкая кожаная куртка на плечах, эсэсовские перчатки! — Казалось, что для него не было ничего важнее внешнего вида парламентера. — Он назвался полковником! Он со свитой разыграл целый спектакль! Это был театр!
Вортенберг закашлялся. Фрике посмотрел на него, кивнул понимающе.
— Русские были столь любезны, что передали нам копию письменного приказа генерала Вейдлинга, — сказал он, достал листок бумаги из кармана кителя, зачитал текст:
— 30 апреля фюрер покончил жизнь самоубийством и, таким образом, оставил нас, присягавших ему на верность, одних. По приказу фюрера мы, германские войска, должны были еще драться за Берлин, несмотря на то что иссякли боевые запасы и несмотря на общую обстановку, которая делает бессмысленным наше дальнейшее сопротивление.
Приказываю: немедленно прекратить сопротивление. Вейдлинг, генерал артиллерии, бывший командующий зоной обороны Берлина. Вы удовлетворены, обер-лейтенант?
— Вы сказали, что это был театр. Можно ли верить русским?
— В этом можно, уверяю вас. Условия капитуляции обычные: выход без оружия, гарантии сохранения жизни и оказания первой медицинской помощи. Мы поставили условие: отвести русские части от Рейхстага для предотвращения нежелательных эксцессов. Русские отказались и дали нам пятнадцать минут на размышление. Сошлись на двух часах. Нам нужно время, чтобы принять решения и завершить земные дела. Не так ли, обер-лейтенант?
— Я капитулирую вместе со всеми, — сказал Вортенберг без заминки.
— Конечно, — сказал Фрике, — вы молоды и любите жизнь.
Он перевел взгляд на Юргена.
— Я попробую вырваться, — сказал Юрген, — вырваться из всего этого.
Он сорвал погоны и швырнул их на пол.
— Вы всего лишь уравняли себя со своими товарищами, — сказал Фрике, — вы стали таким же рядовым-штрафником, как и они, — он усмехнулся, — вы войдете в историю, Юрген Вольф, вы — последний штрафник Вермахта.