Она была словно что-то хрупкое, маленькое и прекрасное, что можно найти в джунглях, живущее в вечном сиянии, какими бы ливневыми ни были муссоны, а хищники — свирепыми. Никакая буря не прикасалась к ее красоте. Ленокс знал ее со дня, когда она родилась. Он дружил с ее отцом со школы — и даже раньше, сообразил он вдруг. Их собственные отцы заседали в Парламенте задолго до того, как Тото появилась на свет.
— Может быть, — сказал он, — стол будет казаться менее колоссальным, если я посижу за ним с тобой.
— Ах, пожалуйста! И, Шрив, разбудите Томаса и скажите, чтобы он спустился вниз как можно быстрее или еще быстрее, и подайте тарелку, вилки и все прочее для мистера Ленокса, будьте так добры. — Чуть Шрив вышел, как она зашептала: — Так тяжко, Чарльз, быть обремененной самым угрюмым дворецким во всем Лондоне и терпеть, когда он смотрит на тебя, будто безмозглый людоед, но Томас говорит, что мы должны терпеть его по какой-то причине. Его нам отдал мой отец.
— И сетует на это при всяком удобном случае, моя дорогая. На днях он сказал мне, что будь он проклят, если бы снова с ним расстался.
— В таком случае пусть бы забрал его обратно! — Тото взяла хлебец со стула, отложила книгу и налила Леноксу чашку чая. — Когда Томас спустится, будет кофе, но я пью только чай. Он говорит, что нелюбовь к кофе отдает низшими сословиями, а я его не люблю, вот так-то, а как по-вашему?
— Я не терплю кофе. Будем вместе низшим сословием, Тото.
— Враль! Вы только кофе и пьете, и я это знаю, но, тем не менее, я согласна на ваше предложение. Омлет?
— Я только сейчас позавтракал.
— Вздор. Шрив, или кто там готовит омлет, готовит его отлично.
Они ели и болтали, а пятнадцать минут спустя вошел Мак-Коннелл, заметно рано для него, и в костюме. Он поздоровался, поцеловал жену очень нежно, чего Ленокс не замечал за ним уже давным-давно, а затем намазал маслом жареный хлебец и откусил кусок, все это время продолжая стоять.
— Показать тебе? — спросил он Ленокса.
— Конечно.
— Ах вы такие-сякие, — сказала Тото. — Сядь и поешь.
— Мы не можем, — возразил Мак-Коннелл, — у нас…
— Я знаю: ваше противное расследование. Тогда прощайте.
Она встала, вскинула руку на шею Чарльза, а затем взяла свою книгу, которая было приютилась на заблудшей колбаске, и снова принялась читать. Ленокс, ощущая тот подъем духа, который всегда испытывал, когда бывал с ней, вышел с Мак-Коннеллом из столовой. Они прошли по коридору и вверх по короткой лестнице к кабинету.
Отпирая дверь, Мак-Коннелл сказал:
— Поразительно, что она была неграмотной.