— Что ты, Коул! — воскликнула Глэдис, потрясенная таким предположением.
Выражение его лица не изменилось, но все тело как будто обмякло, и она поняла, что ему пришлось пережить при виде опустевшего дома. Каким бы чудовищем Коул ни был, он всегда любил свою мать.
— Тогда где же она? — спросил он прокурорским тоном.
— Полагаю, живет со своей сестрой в Стоун-бридже, — неуверенно предположила Глэдис.
— В Стоунбридже? Какого черта? Я же мог навестить ее там! — Брови его сошлись к переносице. — Но почему не здесь?
Глэдис растерянно заморгала.
— Джерри поссорился с ней несколько лет назад.
Коул буркнул что-то себе под нос.
— Так и я думал! Разумеется, за всем этим стоит он! Ты знаешь, из-за чего произошла эта ссора?
Она кивнула:
— Из-за тебя.
Он вздрогнул.
— А конкретней?
По тому, как он сжимал челюсти, можно было судить о том, каких усилий стоило ему сдержаться.
Глэдис немного успокоилась.
— Насколько я знаю, Джерри выяснил, что она тайно переписывается с тобой, и сжег твои письма, а потом приказал ей убираться из дома.
Коул грубо выругался, а потом пробормотал сквозь зубы:
— Извини… Просто мне невыносимо слушать, как этот мерзавец издевался над моей матерью…
Он запнулся. Было видно, что его душит гнев.
Вот где твое слабое место, подумала Глэдис, наблюдая за этой внутренней борьбой.
Сколько она помнила Коула, он никогда не показывал своих чувств и переживаний, так что окружающие порой сомневались в том, что у него есть сердце и способность любить. Правда, к своей приемной матери он всегда относился иначе, чем к остальным.
— Мне тоже неприятно, что так случилось, Коул, — честно призналась она. — Думаю, твоя мать была очень расстроена…
— Расстроена?!. — резко прервал он ее. — Еще бы! Ее выгнали из собственного дома! И кто? Человек, которого она усыновила, потому что у нее было доброе сердце!
— Она очень переживала, что у нее не осталось твоего адреса, — сказала Глэдис, припомнив то, что рассказывал ей Дерек. — Твои письма сгорели, и она не знала, удастся ли ей с тобой когда-нибудь связаться.
Коул устало опустился на постель, словно этот эмоциональный взрыв отнял у него последние силы, и долго смотрел невидящим взглядом в пустоту. Потом он заговорил, но так тихо, что Глэдис едва слышала его.
— Ей не удалось. — Повисла долгая пауза. — Значит, я ошибался. Я думал, что она настроена против меня. Мне надо было действовать, а я… — Он покачал головой, словно осуждая сам себя. — Я считал, что она ненавидит меня. Когда я как-то позвонил сюда, мне сказали, что мать не хочет со мной разговаривать. Как только я мог поверить?!