— Я постараюсь помирить вас, — пообещала она.
— Это в твоем духе, — шепнул он, и теплое чувство, с которым он произнес эти слова, вызвало у Глэдис непроизвольную дрожь. — Ты всегда беспокоишься о других, защищаешь слабых, заботишься о больных…
Свободной рукой Коул убрал с ее лба выбившиеся кудряшки смоляных волос, и она всем телом ощутила его близость. Голова Глэдис запрокинулась, губы с готовностью раскрылись, ожидая поцелуя, и тут она с ужасом осознала, что ведет себя как доступная женщина.
— Я… — Девушка облизала языком пересохшие губы и сжалась, вспыхнув под его горящим взглядом, устремленным на ее бедра, обтянутые коротенькой юбчонкой, из которой она давно выросла. — Ничего во мне нет особенного, — наконец удалось выговорить ей. — Многие люди сочувствуют чужим бедам и помогают бездомным животным.
Только бы Коул не дотрагивался до нее! Глэдис чуть не задохнулась, когда он кончиком пальца коснулся мочки ее уха. Ей все труднее становилось сохранять внешнее хладнокровие.
— Вспомни, ты ведь тоже вставал на мою защиту, когда меня обижали! — напомнила она.
— Ты была похожа на раненую птичку, — тихо пробормотал он.
То, о чем говорили его глаза, возбуждало Глэдис, но отвести взгляд она была не в силах.
Его ладонь легла ей на шею, и в глубине ее лона стало жарко и влажно. Что-то странное творилось с ней! Голос ее стал хриплым, словно она нарочно пыталась соблазнить Коула, и она не могла ничего изменить.
— Потом ты делал те к-клетки для… — Глэдис отчаянно старалась скрыть, какое действие оказывает на нее его взгляд, — моих больных животных, — почти не дыша, закончила она фразу.
Повисло долгое молчание. Коул неотрывно смотрел в ее глаза. Голова у Глэдис закружилась еще сильнее, глаза закрылись, и она качнулась к нему, но тут же опомнилась и стыдливо отпрянула, ощутив болезненное прикосновение набухших сосков к натянутой ткани платья.
— Глэдис, я уверен, что мне никогда не найти другой женщины, такой же чудесной, доброй и красивой, как ты. — Его низкий голос звучал так страстно, что ее опять словно током пронзило.
Постепенно до Глэдис дошел смысл этих слов.
— Да что ты! Я же вовсе не красива!
На лице Коула промелькнула обезоруживающе нежная улыбка.
— Неправда. Ты была красивой еще в детстве, когда твои косички и торчали, словно свиные хвостики, а на носу сидели очки, — сказал он.
— А, теперь понимаю, ты просто насмехаешься… — обиженно пробормотала Глэдис.
— Ничего подобного! — горячо возразил Коул. — Ты была прекрасна, потому что любила все живое. Но теперь… когда я гляжу на тебя, у меня просто дух захватывает, — тихо произнес он.