— Ты не ошибся. Мы уже с шести часов на ногах. Сначала накормили и напоили животных, потом пропололи грядки. А в половине десятого мы обычно завтракаем, — пояснила Глэдис.
В ее поведении нет ничего похожего на чувство вины, возмущенно подумал Коул, а ведь она находится в этом доме незаконно!
— Как сегодня твоя головная боль? — спросила она, нарочито гремя тарелками.
— К счастью, прошла, — буркнул он.
— Как тебе повезло. Значит, шум не мешает? — мило прощебетала она.
— Вряд ли ты пошла бы навстречу моему желанию позавтракать в тишине.
— Какая проницательность!
Глэдис тщательно вытерла Шону лицо и руки, протерла поверхность детского стульчика и положила перед ребенком пластмассовые ложки вместо игрушек.
Ребенок весело рассмеялся и стал еще больше похож на мать.
У него такие же пухлые губы и пушистые ресницы, невольно отметил Коул.
— Сосиски, пудинг, бекон, яйца, помидоры и грибы. Пойдет? — холодно спросила Глэдис.
— Да. — Коул нарочно воздержался от вежливого «спасибо», чтобы показать ей, кто здесь настоящий хозяин.
Она потянулась, чтобы снять с высокого крюка тяжелую сковороду, и он невольно залюбовался ее стройной крепкой фигурой.
— Ты чувствуешь себя здесь как дома, не так ли? — сдержанно спросил он.
Глэдис метнула на него настороженный взгляд.
— Да. — Обернувшись, она увидела, что Шон протягивает ему одну их ложек. — Он хочет, чтобы ты взял ее, — спокойно пояснила она, опуская сосиски в кастрюлю. — Поиграй с ним, пожалуйста.
С недовольной гримасой Коул налил себе еще чаю, делая вид, что не слышал ее просьбы. Однако ему стало не по себе, когда он увидел, что она огорчена.
— Я здесь не для того, чтобы играть с твоим малышом, — сказал он. — Он, конечно, очарователен, но если ты таким образом пытаешься разжалобить меня, то знай, ничего не выйдет. Я хочу, чтобы ты уехала отсюда, Глэдис. Сегодня же.
— Я и не сомневалась, что ты этого захочешь… Но, боюсь, все не так просто.
— Что?! — рявкнул Коул. Ребенок вздрогнул, и он тут же понизил голос: — Напротив, это очень просто, Глэдис…
— Коул, — ответила она, пытаясь скрыть свою нервозность. — Я скоро уложу Шона спать, и мы сможем поговорить.
— А зачем ждать? Ты и так прекрасно знаешь, что я скажу. Я требую, чтобы ты убралась отсюда, и ты уберешься. Твои проблемы меня не касаются. Отправляйся в благотворительный комитет и размахивай там своим ребенком, — грубо бросил Коул, пряча от нее глаза.
— Неужели ты и вправду такая бессердечная скотина? — холодно поинтересовалась она.
Коула раздражало не только ее поведение, но и что-то еще. Размышляя, что бы это могло быть, он машинально, глоток за глотком, допил чай.