— Вы правы, — решилась я. — И надеюсь, что вы говорите это серьезно. Вы рассчитались с Энн по своим долгам, и теперь она это поймет. Вам надо подумать о детях. Разве можно их лишать того, от чего весь мир получает удовольствие? «Чистое пламя», видите ли, — заключила я. Щеки мои пылали. — Вы сами горите золотым пламенем.
Моя тирада была встречена полнейшим молчанием, и я впервые увидела Колина совершенно растерянным. От света, разлившегося по его лицу, у меня сжалось горло.
— Дебора, вы не имеете представления, что это для меня значит — услышать такое от вас.
Но я уже сказала — и подумала — слишком много, и внезапно я это осознала и попыталась дать задний ход.
— Просто здравый смысл, — быстро сказала я. — Общая тенденция в наши дни — это широта взглядов.
Я не сразу уловила, что он сказал, пока не увидела, что его глаза мерцают, а грудь дрожит от сдерживаемого смеха.
— Вы-то сами не слишком «тенденциозны», верно?
— Я стараюсь, — сказала я, вновь удивляясь сама себе. — Нет, правда, раньше я думала, как Адам. Только недавно я обнаружила, как много потеряла.
Наступило очень неловкое молчание. Мерцание потухло, глаза стали совсем синими и очень серьезными.
— Мы все еще обсуждаем музыку?
— Конечно, — быстро сказала я.
— Этого-то я и боялся.
Прозвенел звонок, и я встала, чтобы идти.
— О, кстати, я кое-что принесла вам. — Я нырнула в сумку. — Закройте глаза и вытяните руки. Нет, обе, — добавила я, заметив его неуверенность.
Мгновением позже я положила ему на сгиб руки Хани в юбочке с расцветкой клана Камеронов. Ее голубые глаза смотрели бессмысленно, но ничего бессмысленного не было во внимательно разглядывавших ее глазах, круглых, как блюдца. Клоунада, однако, предназначалась для наблюдавших за нами пациентов. Потом он до абсурда длинно благодарил меня за куклу и за фрукты, которые я ему принесла.
— Я зайду еще, — небрежным тоном сказала я.
— Знаете что? Оказывается, это действует! — Он поднял ладони со скрещенными пальцами.
— Ну вы и хитрец, Джон Маккензи! — поддразнила я.
— А вы еще один. Потому-то мы и нравимся друг другу, — нашелся он.
— Кто сказал, что мы друг другу нравимся? — необычайно умно спросила я.
— Во-первых, я. Во-вторых, вы — и вот вам! — Наверное, он собирался снова поцеловать меня, в шутку, конечно, но я вдруг ужасно засмущалась и увернулась. Мы ограничились рукопожатием, и я ушла вслед за остальными посетителями.
Двумя днями позже меня позвали к телефону.
— Мисс Белл? — спросил голос с явным шотландским акцентом. — Я мать Колина. Сегодня он выходит из больницы и просил меня дать вам знать. Он говорил, что вы собираетесь заглянуть к нам, — продолжала она. — Так как насчет субботы или воскресенья?