Наконец я услышала стук положенных на стол ложек.
— Что надо сказать? — наставительно спросила Магда.
— Спасибо, папочка, — послушно отозвалась Руфь и соскользнула со стула.
— Спасибо, папочка, — громко сказал Йен, резко отодвигая стул.
Магда, держа Руфь за руку, медленно и изящно встала, как будто говоря, «а теперь поглядите на меня». Не может быть… ошарашенно подумала я. Но она так и сделала.
— Спасибо, папочка, — сказала она и с царственным видом прошла с ними к выходу. С чувством нереальности всего этого я укрылась за носовым платком.
В сущности тут не было ничего смешного, я это понимала. Хорошие манеры много значили, особенно в этом беззаботном возрасте. С близнецами забот хватало, и в общественном месте следовало быть строже, чем обычно. Но при слове «забот» я подумала о слове «возня», и о возне, которую я не видела, но могла вообразить, о двух фигурках, которые так приятно обнимать, возившихся в плетеном сиденье, двух детишках, всю неделю предвкушавших, как их будут шлепать, щекотать и обнимать.
— Мистер Камерон, — сказала я, опускаясь на освобожденное Йеном место. — Йен действительно умывался и снял часть одежды. Но кого мы видели у костра… на ней была юбочка! — Это был не жрец, а жрица, глядевшая на дело рук своих, прижав руки к бедрам.
Глаза Колина Камерона, казалось, были готовы выскочить из орбит.
— Вы хотите сказать, Анни — не может быть! Она бы испугалась до смерти. — Снова «Анни». Я вспомнила — Адам говорил, что их мать звали Энн.
— Теперь напугана, — согласилась я. — Поэтому она не хотела есть ленч. У нее хватило смелости, потому что, — я улыбнулась, — ведь Йену не слишком-то нравилась такая одежда?
— Нравилась? Да его с трудом удавалось в нее одеть. Я бы сам это сделал, раньше или позже.
— Когда Дик стал его дразнить, я думаю, Руфь сочла своим долгом что-то сделать, — продолжала я. — Но когда она это сделала и вы рассердились, ей не хватило смелости сознаться, а Йен не стал ябедничать. — Я вспомнила, что было вчера, и про Эксетер — еще один случай, когда Йен не стал ябедничать.
— Нет, он не стал бы, — удовлетворенно согласился Колин Камерон. — После смерти их матери я сказал ему, чтобы он заботился об Анни. — В голубых глазах пропало оживление, и они стали такими же, как в самолете. Все это хорошо, но как насчет Йена — такого невинного, такого милого: неужели он так глуп, что не понимает, ведь они так похожи, видит Бог.
— Но ведь они одного возраста, — поддела я.
— Не совсем. Йен на тридцать минут старше, а за тридцать минут можно узнать вполне достаточно. — Его глаза посмеивались.