Он положил руки на ее плечи.
— Мария.
— Тебе это нравится?
Ее голос выразил волнение, отражавшееся в ее глазах.
— Очень нравится. Но если ты будешь продолжать это, то я за себя не отвечаю.
— Я хочу доставить тебе удовольствие…
Когда ее голос умолк, он взял ее за подбородок.
— Ни одна женщина не доставляет мне столько удовольствия, сколько ты. Если ты будешь возбуждать меня слишком сильно, то скоро сама будешь разочарована.
— Никогда! — Мария произнесла это с таким чувством, что он улыбнулся. Затем она добавила: — И если это случится быстро у тебя, то моя очередь наступит позже. Входи в меня, Джуд. Я хочу этого так же, как и ты.
И он сделал это, выбрав темп, который доставлял удовольствие им обоим.
Потом они лежали молча. Наконец Мария открыла глаза и улыбнулась ему.
— Это было замечательно!
Она поцеловала его в плечо. Тело Джуда тут же отреагировало. Мария почувствовала это, широко улыбнулась и вопросительно посмотрела на мужа.
— Ты не привыкла к этому, — прошептал тот. — Может, нам нужно подождать, прежде чем…
Она обхватила его лицо ладонями.
— Хватит беспокоиться обо мне! Я хочу наслаждаться нашей первой брачной ночью так же, как и ты…
Когда они возвратились в воскресенье на ранчо, Люк, Кристофер, Дженни и Тетчер сидели на крыльце и приветствовали их добродушными шутками. Мария чувствовала себя частью семейства, и ей это нравилось.
После отъезда гостей в понедельник утром она перенесла свои вещи в комнату Джуда. Их дни не изменились, но ночи стали совершенно другими. Наполненными друг другом. Джуд относился к ней очень бережно, даже в минуты высшего наслаждения он не терял самоконтроля.
Как-то вечером Джуд, нахмурившись, вошел в комнату. Когда их взгляды встретились, Мария спросила:
— Что-то не так?
— Папа сказал, что он не едет на «Летнюю классику».
Ее сердце забилось чаще.
— Почему?
— Он сказал, что стал слишком стар для всего этого волнения. Говорит, что останется здесь, чтобы приглядывать за ранчо. Этого никогда не было раньше. Я думаю, он чувствует себя плохо и не хочет мне в этом признаться.
— Что ты собираешься делать?
Запустив руку себе в волосы, он сказал:
— Я не знаю, что делать. Если я останусь здесь, он поднимет шум…
— Позволь тогда мне остаться.
— Ты думаешь, что сможешь ему помочь?
— Да. Я буду готовить ему. Ты ведь знаешь, если он останется один, то тут же наплюет на диету.
— А я думал, ты хотела поехать на «Летнюю классику».
— Я и хотела поехать. Но как ты сможешь там сконцентрироваться, если постоянно будешь думать об отце?
— Это единственная причина, почему ты не хочешь ехать?