Ллойд выглядел как человек, севший на самую суровую диету. Его арестантская одежда болталась на нем, как обвисший парус. Последний раз ему принесли ленч восемь дней назад. Кожа Ллойда прочно прилипла к черепу, обрисовав каждый изгиб и выступ. Глаза его сверкали. Губы обвисли и обнажили ряды зубов. Волосы его стали вылезать целыми прядями. Вид у него был абсолютно сумасшедший.
— Ду-ба, ду-ба, — прошептал Ллойд, орудуя ножкой от койки. Когда-то он не знал, зачем ему понадобилось калечить пальцы, чтобы отвернуть эту проклятую штуку. Когда-то он думал, что знает, что такое настоящий голод. Но тот голод в сравнении с этим оказался всего лишь легким позывом к еде.
— Скачи всю ночь… Скачи весь день… ду-ба…
Ножка зацепилась за штанину Траска, но ненадолго. Ллойд положил голову на пол и заплакал, как ребенок. Позади него в углу лежал скелет крысы, которую он убил в камере Траска пять дней назад, двадцать девятого июня. Длинный розовый хвост по-прежнему остался на том же месте. Ллойд несколько раз пытался съесть его, но это оказалось ему не под силу. Почти вся вода в унитазе была выпита. В камере воняло мочой, так как Траск мочился в коридор, не желая расходовать небольшой запас воды. Облегчать свой кишечник — и это было вполне понятно исходя из его теперешней диеты — ему не приходилось.
Он съел весь свой запас еды. Слишком быстро. Теперь он это понимал. Он ведь думал, что кто-то придет. Он не мог поверить.
Ему не хотелось есть Траска. Сама мысль об этом была ужасна. Прошлым вечером ему удалось поймать таракана и съесть его живьем. Прежде чем он перекусил его пополам, он успел почувствовать, как таракан заметался у него во рту. В сущности, это было не так уж плохо, куда вкуснее, чем есть крысу. Нет, Траска ему есть не хотелось. Он не хотел превращаться в каннибала. Это было вроде крысы. Он подтащит Траска поближе… но просто на всякий случай. На всякий случай. Он слышал о том, что человек долгое время может обходиться без еды, если у него есть вода.
(воды не так уж и много, но я не буду об этом думать, не сейчас, только не сейчас) Он не хотел умирать. Он не хотел голодать. Он был исполнен ярости.
Ярость его росла наравне с чувством голода. Он подумал, что если бы его кролик был способен мыслить, он точно также возненавидел бы его (он много спал теперь, и во сне его всегда преследовал кролик, с распухшим тельцем, с побитым мехом, с личинками в пустых глазницах и, самое ужасное, с окровавленными лапками: просыпаясь, он завороженно смотрел на свои собственные пальцы). Ненависть Ллойда концентрировалась вокруг одного простого образа, и этим образом был КЛЮЧ.