— Матушка, — сказал Глен каркающим голосом. Он прочистил горло. — Матушка, мы не совсем понимаем вас. Мы… мы не обладаем благословенной близостью к той силе, которая управляет всем этим. Это просто не наш путь. Фрэн права. Если мы отправимся туда, нас просто убьют, и, скорее всего, это сделает первый же встретившийся нам пикет.
— Неужели ты слеп? Разве ты не видел, как Бог только что исцелил Фрэн? Неужели ты думаешь, что в планы Бога входит ваша смерть от руки ничтожнейшего из воинов Темного Князя?
— Но Матушка…
— Нет. — Она подняла руку и жестом заставила его замолчать. — Я не собираюсь спорить с тобой или убеждать тебя. Мне только надо, чтобы вы поняли замысел Бога. Слушай, Глен.
И внезапно изо рта Матушки Абагейл стал вырываться голос Глена Бэйтмена.
— Матушка Абагейл называет его пешкой дьявола, — произнес этот сильный мужской голос, необъяснимым образом исходящий из впалой старушечьей груди и беззубого рта. — Может быть, он всего лишь последний волшебник рациональной мысли, привлекающий для борьбы с нами все достижения технологии. А может быть, он серьезнее, темнее. Мне известно только, что он есть. И я уже больше не думаю, что социология, психология или любая другая логия сможет его остановить. Я думаю, с этим может справиться только белая магия.
Рот Глена широко раскрылся.
— Это правда или это слова лжеца? — спросила Матушка Абагейл.
— Не знаю, правда это или нет, но это мои слова, — сказал Глен дрожащим голосом.
— Веруйте. Веруйте, все вы. Ларри… Ральф… Стью… Глен… Фрэнни… ты, Фрэнни, особенно. Веруйте… и повинуйтесь слову Господа.
— А у нас есть выбор? — горько спросил Ларри.
Она удивленно посмотрела на него.
— Выбор? Всегда есть выбор. Так решил Господь, и Он не изменит своего решения. Ваша воля свободна. Делайте, что хотите. Никто на вас не надевает кандалы. Но… ВЫ СЛЫШАЛИ, ЧЕГО ОТ ВАС ХОЧЕТ БОГ.
Снова воцарилось молчание. Первым его нарушил Ральф.
— В Библии написано, что Давид справился с Голиафом, — сказал он. — Я пойду, раз вы говорите, что так надо.
Она взяла его за руку.
— И я, — сказал Ларри. — Я тоже. О'кей.
Он вздохнул и сжал лоб руками, словно у него болела голова. Глен открыл рот, чтобы что-то сказать, но прежде чем он успел вымолвить хоть одно слово, раздался протяжный вздох и глухой звук удара.
Это была Люси, о которой они совсем забыли. Она упала в обморок.
К утру дыхание Матушки Абагейл стало затрудненным и хриплым. Точно таким же, как у больных супергриппом. Они стояли вокруг ее постели, не произнося ни слова. Ральф был уверен, что произойдет чудо. Тело Матушки исчезнет в огненной вспышке, или они увидят, как ее душа, превратившаяся в сияющее облако, улетит в окно.