В дверь негромко постучали.
– Кого черт несет? – не сдержавшись, крикнул Владимир.
Дверь приотворилась, и на пороге показалась огромная фигура артиллериста. Он застенчиво кашлянул в кулак, переминаясь с ноги на ногу.
– А, это ты, Антон Григорьич! – подпустив в голос сердечности, воскликнул Гиацинтов. – Заходи…
Смущенно поежившись, Балабуха переступил порог.
– Это… того… Владимир Сергеич, поговорить надо. Дело есть.
«Неужели уже натравила?» – похолодел Владимир.
– У меня тоже дело, – проворчал он. – Кто-то шарил у меня в столе.
– Что-нибудь пропало? – вскинулся артиллерист.
– То-то и оно, что нет, но не нравится мне все это. Да ты садись, друже. В ногах правды нет…
Балабуха тяжело опустился на стул.
– Я это… того… по поводу Антуанетты к тебе пришел.
«Можно было пари держать – и не прогадать», – мелькнуло в голове у Гиацинтова.
– Дело в том, что я… Я имею насчет нее серьезные намерения… Нравится мне она очень, – жалобно сказал Балабуха. – А ты… гм… того… Все время возле нее вертишься. Это, знаешь ли… не по-товарищески.
«Послал мне бог в товарищи дурака», – горько подумал Владимир. Вслух же он сказал:
– Значит, ты жениться на ней собрался?
– Я… гм… – забормотал Балабуха. – Собираюсь, да… То есть хочу с ней поговорить… Сам знаешь, такое дело обычно по обоюдному согласию решается.
– Вот и прекрасно, – одобрил Владимир. – Коли дело сладится, позови меня на свадьбу. В шаферы пригласи, что ли… Я буду очень рад.
Балабуха так поразился, что стал одновременно щипать оба своих уса.
– Значит, ты… никаких видов на нее не имеешь?
– Я? – Гиацинтов глубоко вздохнул. – Скажу тебе честно, друг мой. Я неравнодушен к совершенно другой особе… И вообще мне больше нравятся блондинки. Они характером помягче будут… Да и потом, раз ты так влюблен, не след мне тебе мешать… Это не по-дружески.
Он ощутил что-то вроде укола совести, когда у артиллериста от избытка чувств на глазах даже выступили слезы. Он неловко поднялся, стал тискать руку Владимира, бормотать слова благодарности и говорить, как он счастлив… уважает своего друга… и вообще…
«М-да… Дело плохо. Придется Чернышёву слать срочную депешу, чтобы немедленно отослал в Петербург этого олуха…» Владимир мило улыбнулся и отнял у Балабухи свою руку, которая уже весьма чувствительно болела от пожиманий гиганта.
– Ты завтра будешь у Розенов? – спросил Антон, улыбаясь счастливой и, на взгляд Владимира, совершенно глупой улыбкой. – Она обещалась там быть… Может быть, мне даже удастся поговорить с ней о… ну, ты сам понимаешь…
– Хорошо, – равнодушно сказал Владимир, – я приду.