– Je vous salue, messieurs[4], – сказал посланник, дернув левым краешком губ, что, очевидно, должно было означать улыбку. – J’esp`ere que vous avez fait un bon voyage[5].
Гиацинтов на том же изысканном французском заверил его, что путешествие было таким чудесным, что лучше не придумаешь.
– А! Magnifique, magnifique[6], – с явным облегчением промолвил посланник.
После чего Владимир Сергеевич вручил ему письма и объяснил цель их с Балабухой миссии.
– Да-да, я уже знаю об этом, – произнес посланник в ответ.
Показалось ли Гиацинтову или при этих словах в лице графа Адлерберга и впрямь промелькнуло нечто похожее на недовольство?
– Ваше начальство в Петербурге дало вам очень лестную характеристику, – продолжал посланник. – Надеюсь, что вы отыщете этого Жаровкина, потому что мне самому его исчезновение очень, очень не по душе.
И он дернул правым краешком губ.
– Значит, Жаровкин до сих пор не объявился? – уточнил Гиацинтов.
Посланник покачал головой.
– Нет. И меня это весьма беспокоит.
– Могу ли я задать вашему превосходительству несколько вопросов? – быстро спросил Владимир.
– Ну разумеется, сударь, – после крохотной паузы ответил граф, на этот раз даже не пытаясь симулировать улыбку.
– Относительно Жаровкина, – пояснил Владимир, не сводя с графа пристального взора. – Во-первых, как его полностью звали?
Адлерберг немного оживился.
– Минуточку, здесь у меня записано все по этому делу… – Он сел за стол, выдвинул один из ящиков и выудил из него маленький листок. – Да… Жаровкин Сергей Алексеевич, тридцати двух лет от роду, холост, вероисповедания православного. Приметы: рост средний, волосы темные, глаза карие; особая примета – последний сустав мизинца на левой руке отсутствует.
– Вы уже обращались с этим описанием в полицию? – осведомился Гиацинтов.
– Нам пришлось. – Граф слегка поморщился, произнося эти слова.
– И они так ничего и не обнаружили?
– Ничего.
– Теперь, – сказал Владимир, – нам бы хотелось узнать поточнее обстоятельства его исчезновения.
– Пожалуйста. – Иван Леопольдович взглянул на листок. – Двадцатого апреля сего года письмоводитель Жаровкин вышел в город незадолго до обеда, но к вечеру не вернулся. На следующее утро он также не появился в посольстве. Когда прошло уже три дня, а его все не было, мы начали беспокоиться. Я знаком с венским начальником полиции и попросил его негласно навести справки. Может быть, у Жаровкина были какие-нибудь неприятности, или он, к примеру, упал в реку и утонул… Однако среди утопленников его не обнаружили, и поиски в венских злачных местах тоже ничего не дали. После этого я был вынужден рапортовать о случившемся в Петербург.