— А в камере говорят...
— Я не спрашиваю вас о том, что говорят в камере. Отвечайте на вопросы. Когда это было?
-Что?
— Когда Новгородский приглашал вас в кафе?
— В начале сентября. Мы как раз с Кипра вернулись. И я заехал бабулю проведать.
— После этого случая вы с Новгородским встречались?
— Да, еще пару раз виделись. Так же в лифте.
— Больше он вас никуда не приглашал?
— Нет. Но он мне как-то сказал, что, если у меня
будут какие-нибудь проблемы, я могу к нему обратиться. По любому вопросу. Я потому и зашел в их квартиру. Хотел денег у него занять. А он убитый лежит... Если бы мне родители давали денег, я разве стал бы...
— Что ж, на сегодня все.
— Скажите, а это правда, что мне большой срок светит? На первом допросе другой следователь сказал, что до двадцати лет, это правда? — губы его задрожали.
— Это по сто пятой статье, часть вторая, убийство с особой жестокостью. Да, максимальный срок — вообще пожизненное заключение. Но вы ведь не убивали?
— Нет! Я не знаю, как это доказать! — вскричал Олег и заплакал.
— Доказательная база — это дело следствия. Ваша задача — помогать нам. Содействие в проведении следствия всегда учитывается. Только придумывать ничего не нужно.
— Зря я вам про кафе сказал... — вздохнул Олег.
— Придумал, что ли? — дружески улыбнулся Левин.
— Ничего не придумал! А только все это так... ощущения. Их же не докажешь...
Глава восемнадцатая ПЕРЕХОД
Короток полярный день. Длинна полярная ночь. Темна украинская ночь. Чуден Днепр при тихой погоде. Аты-баты, шли солдаты... А пчелочка златая, а что же ты жужжишь? Ай-ай жалко мне, что же ты жужжишь... Нужно все время что-то говорить про себя, что-то петь. Иначе я просто упаду сейчас в этот снег, потому что нет больше сил передвигать ноги, налитые свинцом лыжных ботинок. Нет сил выбрасывать вперед короткие широкие лыжи. Правая, левая... Правая, левая... Ну вот, опять в гору! А пчелочка златая, а что же ты жужжишь? Зачем я пошел в этот чертов поход? Лежал бы сейчас дома, на диване... Смотрел телевизор... Всякие киношки, концерты новогодние... Левая, правая... Правая нога стерта, каждое движение причиняет резкую боль... Я просто упаду и все... И плевать...
— При-и-ва-а-а-ал! — раздался впереди колонны низкий голос Максимыча, отраженный огромными разлапистыми елями.
Митя остановился, прислонившись спиной к первому же дереву.
— Подтягивайтесь сюда! — крикнул Максимыч.
— Давай, Оленин, ты что встал-то? — сзади колонну замыкал Алеша Семенов. — Вперед, салага!