Аньес прикусила губу и с трудом сдержала слова, пришедшие ей на ум: «Господь вознаградит свой милый народ, но вы к нему не принадлежите».
Вместо этого она сказала:
— Я не могу назвать имена других доносчиков.
Флорен ликовал. Еще до того, как Аньес вошла в зал допросов, он был уверен: ей никогда не придет в голову, что ее родная дочь станет самым безжалостным обвинителем, которому она будет вынуждена противостоять. Маленькая девочка, которую дядюшка берег как драгоценную жемчужину, исписала листок бумаги, правда, очень небрежно, но такими ядовитыми фразами, от каких ее мать никогда не отвертится. Ее обвинения, где смешались ересь, колдовство и безнравственность, насквозь пропахли кознями Эда де Ларне. Свидетельство девочки не убедило Флорена. Напротив, он был уверен в полной невиновности Аньес де Суарси. Мысль о том, что под столь милым личиком скрывалось столько ненависти и зависти, внушала спокойную надежду. Сущность большинства подобных Флорену еще не была готова улучшиться, что обеспечивало ему долгую и плодотворную карьеру. Он заранее предвкушал удовольствие, предвидя, как сломается Аньес, когда ей зачитают этот мерзкий листок, годный лишь на то, чтоб им подтереться. Ее родная дочь, которую она так стремилась защитить, отправит мать на костер без малейшего колебания. Когда Флорен думал об этом, у него сразу поднималось настроение. Он подошел к Аньес и протянул ей Евангелия. Она положила руку на большую книгу в черном кожаном переплете.
— Мадам, вы готовы поклясться перед Богом и вашей душой, что будете говорить правду?
— Клянусь.
Аньес вовремя вспомнила фразу, которой ее научил Клеман, и добавила:
— Пусть Господь придет мне на помощь, если я сдержу свою клятву, и покарает меня, если я отступлюсь от нее.
Флорен едва заметно кивнул головой нотариусу, который встал и заявил:
— Обвиняемая Аньес, дама де Суарси, которая на четырех Евангелиях, дотронувшись до них рукой, принесла клятву говорить всю правду как о себе самой, так и о других, была допрошена надлежащим образом.
Флорен поблагодарил нотариуса любезным жестом руки. Несколько долгих минут он смотрел на Аньес, прикрыв глаза, словно молился, а затем сладким голосом спросил:
— Мадам де Суарси, дочь моя, сестра моя… Полагаете ли вы, что Христос рожден девственницей?
Допрос начался с ловушек, со стратагем, разработанных инквизитором. Если Аньес ответит «я полагаю», она тем самым докажет, что не совсем уверена в этом. Клеман рассказал ей обо всех этих хитроумных уловках. Она твердо ответила:
— Я уверена, что Христос рожден девственницей.