Эд понял, что ненависть Мабиль может исчезнуть только со смертью ее врага. Он понял, что им манипулировали, что он угодил в ловушку, которую, как он ошибочно думал, разглядел заранее.
— Почему… Почему ты ее так ненавидишь?
— Почему? — прошипела Мабиль, как ядовитая змея. — Почему? Потому что она, ничего не прося, получила все то, что я умоляла дать мне. Потому что она снизошла в своей великодушной щедрости взять кончиками пальцев то, что я мечтала получить. Потому что вы обнимали меня, желая, чтобы я походила на нее. Этого достаточно? — Мабиль злобно рассмеялась и закончила: — У меня есть сбережения… А также этот миленькой батистовый носовой платок, который я у нее стащила, чтобы подбросить его в нескольких туазах от трупа, найденного людьми бальи. Идиоты… Они даже не поняли, что если платка не было, когда они в первый раз осматривали место, значит, его прицепили к низкой ветви уже после убийства. Если эта незаконнорожденная вырвется из рук инквизиции, в чем я сомневаюсь, то лишь для того, чтобы умереть от приговора высшего светского суда.
Эду показалось, что у его ног разверзлась пропасть. Беззвучным голосом он спросил:
— И она никогда не спала со своим каноником, не правда ли?
— Нет. Какая разница! Достаточно, чтобы в это поверили, и я буду счастлива. Что касается ереси матери этого чертова Клемана, вероятно, так оно и было, хотя мне на это наплевать.
Эд почувствовал в груди леденящий холод. Равнодушным тоном он заявил:
— У тебя есть полчаса, чтобы покинуть замок. Ты можешь взять с собой только еду на один день. Когда ты будешь уходить, тебя обыщут. Если ты осмелишься вернуться или разболтаешь наши отвратительные тайны, ты умрешь медленной смертью.
С этими словами Эд вышел из комнаты. Мабиль несколько минут сидела неподвижно, не зная, что лучше: разрыдаться или впасть в ярость. Но поскольку она уже давно поняла, что слезы не помогают, она дала ярости выйти наружу. Мабиль встала и процедила сквозь зубы:
— Ты мне за это заплатишь, причем сторицей, мой хозяин!
К счастью, ее небольшие сбережения, накопленные за несколько лет, хранились в Клэре. На эти деньги вкупе со сведениями об Эде, которые Мабиль собиралась дорого продать, она сможет где угодно начать новую жизнь. Она похвалила себя за предусмотрительность и стала готовиться к уходу, надевая на себя одно платье за другим.
— Ты мне за это заплатишь, клянусь душой.
Эд лежал лицом на столе общего зала, в луже хотя и красной, но довольно светлой, что не могло вызвать сильного беспокойства у сьера Манюссера, бывшего знахаря мадам Аполлины. Стоявший перед Эдом пустой кувшин свидетельствовал, что сон хозяина был вызван вовсе не усталостью. Знахарь потряс Эда за плечо и быстро отошел назад. Еще не пришедший в себя Эд что-то пробормотал, потом выпрямился, чуть приоткрыв глаза.