— Да, господин инквизитор, — согласилась Матильда голосом маленькой девочки.
— Хотите ли вы отказаться от своих заявлений, смягчить их или изменить каким-либо образом?
— Они в точности отражают истину. Отказ от них был бы грубой ошибкой и тяжким грехом.
— Прекрасно. Письмоводитель, вы отметили, что свидетель подтверждает свои показания?
В ответ молодой человек нервно кивнул головой.
Флорен продолжал:
— Вы еще очень молоды, но я прошу вас припомнить все, что могло бы нас просветить. Когда вы заметили первые проявления зла, отравившего душу мадам де Суарси, и какие это были проявления?
— Мне трудно припомнить точную дату… Вероятно, мне было шесть лет, может быть, семь. Я…
Матильда понизила голос, словно ее пугало то, о чем она собиралась сообщить.
— Я видела, как она выплевывала облатку, причем несколько раз.
Мужчины, сидевшие за столом, в ужасе перешептывались. Флорен мысленно поздравил Эда де Ларне: прекрасная выдумка, он не мог бы дать лучшего совета.
— Вы уверены, что ваши глаза не обманули вас… Это так… чудовищно.
— Я в этом совершенно уверена.
Заскрежетал замок, но на этот раз тихо. Аньес, измученная лишениями, дрожащая всем телом, собрала последние силы и встала. Она задыхалась от малейшего усилия. Ее знобило, и все последние ночи она потела. Едкий запах пота, смешавшийся с запахом экскрементов в отхожем месте, вызывал у нее тошноту. От кашля у нее першило в горле, ее постоянно бросало в дрожь. Голова зудела так сильно, что она больше не знала, от грязи ли это, или у нее в волосах завелись вши. Платье мешком болталось на ее исхудалом теле. Несмотря на манто, которое ей оставил Флорен, не забыв напомнить о своем великодушии, убийственный холод все равно проникал под кожу, добираясь даже до костей.
Аньес тут же узнала это безобразное худое лицо, но никак не могла вспомнить имя, а ведь в день ее приезда в Дом инквизиции, вечность назад, Флорен обращался к своему секретарю по имени.
— Что…
От лихорадочного беспокойства у Аньес зуб на зуб не попадал, и она не смогла произнести фразу до конца. Аньес казалось, что ей не хватает слов, что они разлетаются прочь, как крохотные искорки.
— Молчите, мадам. Я не должен находиться здесь. Если меня увидят… Я проверил документы, относящиеся к вашему процессу… Это тяжкий позор для нашей святой Церкви, мадам. Это пародия, нет, хуже, это кощунственное святотатство. Все свидетельства в вашу пользу, в том числе аббатисы Клэре, монсеньора графа д’Отона, вашего каноника, брата Бернара и другие, весьма многочисленные, исчезли. Я сначала думал, что они затерялись, и сказал об этом господину инквизитору, как того требовал мой долг. Но наградой мне стали его гнев и презрение. Он сказал, что ничего о них не знает, а если свидетельств действительно не хватает, то это моя вина…