Я рассказал ей, что на пленке записана какая-то секретная информация.
— Какая?
— Не знаю. Мартин Стьюкли сказал жене, что собирается передать мне на хранение пленку с тайной. Правда, смешно?
Мысли детектива Додд побежали в двух направлениях. Я и сам уже пытался размышлять в том же ключе. Во-первых, кто-то знает тайну Мартина, во-вторых, кто-то — возможно, не тот же самый человек — готов предположить, что эта тайна так или иначе стала известна мне. Кто-то может подумать, что я просмотрел пленку вечером в день гибели Мартина и на всякий случай стер запись.
— Будь у меня под рукой видеомагнитофон, — заметил я, — я бы, вероятно, ее просмотрел и, если бы запись меня напугала, вполне мог бы ее стереть.
— Ваш друг Мартин хотел не этого.
— Если б он точно знал, чего хочет, он бы не стал тратить время на пленки, а просто рассказал бы мне эту великую тайну. — Я осекся. — Слишком много «если». Может, пойдем чего-нибудь выпьем?
— Спасибо, нет. Я при исполнении. — Она лучезарно улыбнулась. — Загляну как-нибудь в другой раз. Да, кстати. Мне надо у вас еще кое-что уточнить.
Она извлекла из внутреннего кармана куртки свой неизменный блокнот.
— Как зовут ваших помощников?
— Памела Джейн Эванс, Джон Айриш и Джон Хикори.
— Давно они у вас?
— Памела Джейн около года, Айриш и Хикори месяца на два-три дольше. Поверьте, они все порядочные люди.
— Верю. Это только для протокола. За этим я… э-э… собственно, и заехала.
Я пристально на нее посмотрел. Она едва не покраснела и произнесла:
— Мне пора.
Я с сожалением проводил ее до дверей. У порога она со мной попрощалась, не хотела, чтобы на улице видели, что мы хорошо знакомы. Широкая спина какого-то туриста заслонила от меня отъезд детектива Додд, и я удивился тому, что это меня так огорчило.
Позвонив от Бон-Бон вечером накануне похорон Мартина, я узнал, что Ллойд Бакстер счел нужным прилететь на, как он выразился, «последний заезд» своего жокея, но у Прайема Джоунза останавливаться не захотел, поскольку собирался отказаться от его профессиональных услуг.
Тем же вечером позвонил Прайем. Он хотел поговорить с Бон-Бон, а попал на меня. Я принимал соболезнования всякий раз, как оказывался у телефона. Мариголд, Уэрдингтон и даже дети изрядно поднаторели в вежливости и тактичности. Как бы повеселило Мартина, узнай он, что члены его семейства на «отлично» усвоили навыки светского протокола, подумалось мне.
Прайем немного пошумел, но я в конце концов сообразил, что он предлагает себя в качестве распорядителя на похоронах. Я внес его в список, а затем спросил, не упоминал ли Мартин в пятницу, перед тем как заехать за мной, что на скачках ему должны передать какую-то пленку.