— Хорошо, — рассеянно отозвалась Бон-Бон. — Жаль, что ты уходишь. Мне так одиноко.
В Бродвей меня отвез Уэрдингтон, который по дороге сообщил:
— Я просил одного завсегдатая скачек поспрашивать об этой Розе. — Он сделал паузу. — Тот преуспел чуть больше твоего. Эдди Пейн думает, что Роза видела, кто передал Мартину эту проклятую пленку, но я бы на это особо не полагался. Эдди, скажу я тебе, боится собственной дочки.
Я с ним согласился, на том разговор и окончился.
Трое помощников поздравили меня с возвращением к нормальному рабочему ритму, и я начал обучать Хикори, как обучал перед Рождеством Памелу Джейн, делать третий забор стекломассы, такой горячей, что она, красная и полужидкая, образует тяжелую каплю, норовящую упасть на пол (или на ноги), если вовремя не поместить ее на стальной долок. Хикори уже умел опускать ее вытянутым концом в длинные кучки пылеобразных красок, а потом, вращая, засовывать конец понтии в печь для поддержания в заготовке рабочего жара. Я показал ему, как аккуратно забирать стекло на конец стеклодувной трубки, прежде чем поднимать ее в воздух и переходить к выдуванию, и как сохранить неизменной слегка вытянутую форму забора.
Хикори с тревогой наблюдал этот продолжительный процесс.
— Попрактикуйся в обращении с тремя заборами, — посоветовал я. — С двумя ты уже легко справляешься.
Забором называется порция жидкого стекла, которую можно за один раз извлечь из чана на кончике понтии. Забор может быть любого размера, все зависит от мастерства и мускулатуры стеклодува — стекломасса очень тяжела.
Поскольку чемоданы у туристов не резиновые, в магазине «Художественное стекло Логана» продавалось мало изделий, на которые уходит свыше трех заборов. К своему огорчению, Памела Джейн никак не могла полностью овладеть техникой перехода от забора к выдуванию. Айришу, при всем его рвении, не было суждено стать первоклассным стеклодувом. А на Хикори я возлагал некоторые надежды. Он работал непринужденно и, главное, не робел.
Стеклодувы, как правило, народ заносчивый, главным образом потому, что этому ремеслу очень сложно научиться. Хикори уже начал задирать нос, но, если он и впрямь станет видным мастером, его придется простить. Целый день, сидя на ящике, я попивал чай и наблюдал, как мой ученик, чертыхаясь и усеивая пол осколками, на глазах совершенствуется в мастерстве.
Около пяти часов унылого холодного январского вечера я отпустил помощников домой и неохотно засел за отложенные бухгалтерские подсчеты. Украденная выручка пробила в бюджете удручающую брешь. Так что, немного покорпев над расчетами, я со спокойной душой взялся за книги по старинному стекольному делу, которые давал Мартину.