Бон-Бон появилась из дома, приветливо поздоровалась и увлекла мать посмотреть какие-то наряды, бросив через плечо:
— Джерард, не нальешь Прайему чего-нибудь выпить? Все нужное найдется в буфете.
— Бон-Бон пригласила меня на ранний ужин, — объявил Прайем.
— Чудесно, — сердечно отозвался я. — Меня тоже.
Скорбь по Мартину ушла в глубь души Бон-Бон, словно якорь, удерживающий корабль на месте. Она стала больше заниматься детьми и легче управляться с делами по дому. Я спросил ее, не трудно ли ей пригласить Прайема на ужин, но не ожидал, что она так ловко мне его сплавит.
Мы с Прайемом прошли в кабинет Мартина. Я, как было велено, взял на себя роль хозяина, подольстился к Прайему, как мог, и уговорил рассказать об успехах остальных его лошадей — одну из них хвалили в газетах за победу на скачках.
Прайем с присущим ему бахвальством принялся объяснять, что из всех тренеров только он один смог определить, что эти рысаки достигли прекрасной формы. Развалившись на диване, он потягивал виски с содовой. Я сидел в кресле Мартина и перебирал мелкие вещицы у него на столе.
— Вы хорошо знаете Эдди Пейна, слугу Мартина? — как бы между прочим поинтересовался я.
Прайем удивился:
— Близко мы не знакомы, но иногда я ему сообщаю, какие цвета будут на форме жокеев. Так что мы с ним общаемся.
— А Розу, дочь Эдди Пейна, знаете?
— А вам-то это зачем?
Прайем был заинтригован, но на вопрос не ответил.
Я сказал с признательностью:
— Вы были очень добры, что привезли назад в Бродвей пленку, которую в тот проклятый день, когда погиб Мартин, мне дали на скачках. Тогда я по глупости забыл ее в кармане плаща в его машине. Я ведь так с тех пор вас и не поблагодарил. — Сделал паузу и добавил, словно совсем о другом: — Ходят идиотские слухи, что вы подменили пленку. Взяли ту, что была в кармане, и положили другую.
— Вздор!
— Согласен, — кивнул я, улыбнувшись.
— Так к чему тогда заводить разговор? — с облегчением заметил Прайем.
— А к тому, что вы из любопытства могли вставить забытую мной пленку в видак Мартина и посмотреть, что на ней.
— Это всего лишь ваша догадка, — буркнул он.
— Конечно. Но я правильно догадался?
Прайем не хотел признаваться в любопытстве. Я подчеркнул, что установить совершенно точно, какую именно пленку украли из «Стекла Логана», было бы в его интересах.
Прайем мне поверил, к нему вернулась самоуверенность, но тут я снова его ошарашил, спросив, кому он в тот вечер или на другое утро сказал, что пленка, которую он отвез в Бродвей, не имела никакого отношения к античному ожерелью.
— Розе Пейн? — без нажима поинтересовался я.