Поэтому она сосредоточилась на звуках органа, гимнах и словах Священного Писания. С кафедры звучали слова о милосердии, прощении и любви. Она вслушивалась в голос священника, замешательство и отчаяние постепенно отступали.
В понедельник утром, прежде чем отправиться на фабрику, Лили позвонила Касси. В сегодняшней газете опровержения не было, а между тем неделя подходила к концу. Касси обещала подать иск к исходу дня, но Лили не терпелось поскорее закончить дело. Нужно было спешить.
Ритмичные движения яблочного пресса немного ее успокоили. Лили загружала пресс, тянула, толкала, складывала и даже полила пол из шланга, пока Мейда выходила за новой порцией яблок. Когда все ненадолго прервали работу, чтобы попить кофе, Лили уселась на автопогрузчик и стала развозить огромные корзины с фруктами. Как только все вернулись на места, она снова встала на платформу рядом с прессом.
К обеду она поняла, что ей нужно. Она привела себя в порядок и побежала к дому.
Еще не коснувшись клавиш рояля, она испытала облегчение. Перед ней были старые верные друзья. Она легонько провела ладонью по клавишам и начала играть. Она не думала о том, что играет — пальцы сами бегали по клавиатуре, рождая нежные печальные звуки. Ей было очень хорошо.
Закрыв глаза, она позволила звукам свободно литься из-под пальцев. Напряжение понемногу ослабевало. Почувствовав, что к ней вернулись силы, Лили перестала играть и открыла глаза. Посреди гостиной, склонив голову, стояла Мейда. Казалось, музыка захватила ее не меньше, чем Лили.
— Никто, кроме тебя, не умеет извлекать из этих клавиш такие звуки, — мечтательно проговорила она. Потом прибавила более прозаическим тоном: — Ты не проголодалась?
Комплимент порадовал Лили, и в самом деле она внезапно почувствовала голод. Только она хотела подняться, как услышала голос Мейды:
— Оставайся здесь и играй.
Она играла песни, которые любила ее мать, — отчасти из благодарности, отчасти потому, что привыкла развлекать других. Мейда внесла на большом серебряном подносе сандвичи с ветчиной и сыром и чашки с ароматным чаем.
Они уселись на диван, Мейда выжала в чай лимон.
— Ты сегодня хорошо поработала.
— Я могу и впредь тебе помогать.
Мейда откусила кусочек сандвича.
— Я скучаю по Селии, — вдруг проговорила она, к удивлению Лили.
— Я тоже.
— Она была хорошим человеком. С добрым сердцем.
— Она умела слушать. Я говорила с ней почти обо всем.
Мейда выпрямилась:
— Ваше поколение совсем другое. Нам не позволялось говорить о некоторых вещах.
— Никакого позволения и не нужно. Просто говоришь, что думаешь.