— Все братья были моложе Селии, последний на двадцать лет, — продолжала Мейда. — Он был скорее моим ровесником, чем ее. Он был мне другом, нянькой, братом, возлюбленным.
У Лили перехватило дыхание.
— Он пробирался ко мне ночью, когда все спали. Он был красивым, ласковым и умным. Когда мне было шестнадцать, наша тайна открылась и его выгнали из дому.
Шестнадцать было и Лили, когда ее поймали с Донни Киплингом в угнанном автомобиле.
— Все говорили, что это он во всем виноват, что я не понимаю, что делаю. Но я понимала. Я этого хотела. Это до сих пор остается моим единственным светлым воспоминанием о тех годах. Пусть меня назовут распущенной и развратной, но это было чудесно. Мы жили все вместе в маленьком домике. Мой отец работал вместе с братьями Селии, которым та всегда была за мать. Мы были бедны. У меня, как у единственной девочки, была своя комната. Там было холодно и темно. Филип был для меня теплом и светом. Я любила его. Он был единственной роскошью, которую я могла себе позволить.
— А Селия? — возмущенно воскликнула Лили.
— Ты не знаешь, какой она была тогда, — усмехнулась Мейда. — Она работала не разгибая спины, и нрав у нее был крутой. После того как умер мой отец, у нее на руках остались братья и я. Она вела хозяйство и распоряжалась деньгами.
— А разве ее братья не работали?
— Они получали мало и почти все пропивали. Я смогла уехать, потому что Филип скопил для меня достаточно денег. В записке говорилось, где они лежат. Когда нашли его тело, записка была зажата у него в руке.
Лили слушала, затаив дыхание.
— Он покончил с собой. Через два месяца после того, как его прогнали. Все это время он бродил поблизости, не зная, что с собой делать. Его тело нашли в лесу.
Мейда прижала руку к груди, словно у нее заболело сердце. Лили вскочила из-за рояля, но Мейда жестом остановила ее:
— Еще не все. Дослушай до конца. Мы похоронили Филипа на нашем участке. Селия не могла похоронить его в другом месте. Она тоже его любила. И в том, что случилось, винила себя. Общее горе сблизило нас, и мне захотелось ей помочь. Я бросила школу и пошла работать к ней на лесопилку.
Взгляд Мейды погас и голос теперь звучал глухо.
— Это было нелегко. Весь город знал о случившемся. Мы с Селией были единственными женщинами на лесопилке. Мужчины не давали мне прохода, при всяком удобном случае лапали, словно проверяя, как далеко они могут зайти. Они назначали мне свидания, я отказывалась, но это распаляло их еще больше.
Она вздохнула.
— Нам с Селией стало ясно, что мне нельзя там больше оставаться. Мы ломали голову над тем, куда мне поехать и чем заняться, пока в один прекрасный день не появился Джордж, который хотел купить у нашего хозяина какое-то оборудование. Он был холост, но мы поняли, что если он задержится у нас, то узнает про меня достаточно, чтобы потерять ко мне всякий интерес. Поэтому мы с Селией пошли и купили мне на деньги Филипа красивых платьев, а Селии удалось уговорить хозяина послать меня в Лейк-Генри с поручением. Я вернулась назад, чтобы передать ему чек, а потом снова отправилась в Лейк-Генри передать расписку.