Цесаревич объяснял неуступчивость и упрямство жены преобладающим влиянием Тилли. В семейных перепалках так или иначе мелькала фамилия Нелидовой. О ней спорили больше, чем о проделках масонов, кознях англичан или предполагаемой смене фаворитов стареющей императрицы. Даже перестройка приобретенной для цесаревича Гатчины не отвлекла от крепнущих отношений с Нелидовой и не приглушила возникшего раздражения против жены, а Тилли Бенкендорф постепенно становилась главным врагом цесаревича и нарушительницей спокойствия.
Тилли считала, что если великая княгиня сдаст позиции, то Малый двор превратится в вертеп наподобие версальского и все это кончится дурно.
— Вначале падают нравы, а потом короны, — пророчествовала Тилли. — Примеров очень много. И за ними недалеко ходить.
Цесаревич подозревал, что за ним наблюдают постоянно, намеренно перетолковывают его слова и сплетничают за спиной с расчетом поссорить с Нелидовой, отдалить бедную девушку от двора и уморить монастырской нищетой. Не раз цесаревич в грубой форме угрожал расправиться со всеми, кто составляет l’autre partie — другую партию — и кто дружит с Бенкендорфшей, держа сторону оскорбленной великой княгини. Цесаревич страшно сердился на тех’, кого подозревал в доносах. Наушничества он совершенно не переносил. Избегал беседовать с Нелидовой — милой Катенькой — в присутствии третьих лиц и постоянно искал укромные уголки для уединения. Суета вокруг Нелидовой приводила к случайным недоразумениям, но в случайности цесаревич не верил и всячески третировал виновных. Подозрительность его росла и укреплялась, питаясь часто пустяками и недоразумениями.
Как-то в сумерках, как на грех, Христофор Бенкендорф, в обязанности которого входили различные хозяйственные заботы, например, наблюдение за экономным расходованием свеч и топлива для каминов, вдруг увидел в дальнем зальце постоянно перестраивающегося дворца слабое желтоватое мерцание. Близилась ночь, и Бенкендорф, вместо того чтобы послать кого-либо погасить огонь, отправился сам в противоположный конец коридора. В уютной гостиной на диване он застал цесаревича, беседующего с Нелидовой. Перед ними на столике под высоким ветвистым канделябром громоздились вазы с фруктами. Старинный кофейный прибор, подаренный императрицей Екатериной, цесаревич, очевидно, велел сюда принести, чтобы сделать Нелидовой приятное. При Большом дворе царил культ кофе. Цесаревич оживленно жестикулировал, Нелидова смеялась. Они чувствовали себя на вершине блаженства. Цесаревичу ничего не было более нужно, как находиться подле боготворимого существа. И вот счастливейшие мгновения оказались безнадежно испорченными чьим-то вторжением. И чьим! Именно Бенкендорфа — мужа ненавистной и въедливой Тилли. Уж теперь она наябедничает великой княгине.