Вечером, прогуливаясь возле гостиницы, он опять обратил внимание на золотоволосую девушку, стоящую у дверей отцовского магазина. На груди у нее поблескивала бенкендорфовская пуговица, продетая через витой черный шнурок. Шнурок был толстым, и Бенкендорф удивился, как ей удалось протянуть шнурок через ушко.
Вот куда делать пуговица! Сомнений не оставалось. Вряд ли кто-нибудь из офицеров сознательно отказался бы от заманчивого приключения. Девушка — не очень высокая, но стройная и какая-то вся крепенькая и ладненькая, сероглазая, порывистая — относилась к разряду тех натур, которые, преодолевая все условности, запреты и не обращая внимания на советы и назидания, следуют только своим желаниям. Любой бы на месте Бенкендорфа попытался познакомиться, но когда он приближался к девушке, она бросалась наутек, и Бенкендорф прекратил бесполезные попытки. Право выбора она оставляла за собой.
И вот однажды воскресным днем, когда Бенкендорф сидел на полюбившемся камне и наблюдал, как жены и дети рыбаков встречают возвращающиеся баркасы, он почувствовал легкое прикосновение ладони и услышал вовсе не дрожащий, а уверенный, хотя и приятный, бархатистый голос:
— Как тебя зовут, офицер?
Девушка говорила по-итальянски, или, вернее, на том языке, который считала итальянским. Бенкендорф, чтобы не спугнуть удачу, медленно повел головой и улыбнулся.
— Я капитан Александр фон Бенкендорф.
Он ответил по-французски. Они прекрасно поняли друг друга. Если они будут употреблять подобные слова, то между ними не возникнет недоразумений.
— О капитан! — повторила девушка. — О капитан!
Ей понравилось слово, и она повторила несколько раз, указывая пальцем на эполеты:
— Капитан!
— А как вас зовут? — спросил Бенкендорф.
Девушка покачала головой и рассмеялась. Бенкендорф не стал настаивать, считая, что для первого знакомства сделано и так слишком много. Девушка повернулась и побежала, а Бенкендорф остался у моря. Теперь он стал чуть ли не ежедневно перед заходом солнца приходить на берег. Придворная жизнь выработала правильную тактику в обращении с женщинами. В определенных случаях надо предоставлять им инициативу. Тогда они чувствуют себя свободными и независимыми. Естественный страх перед неизвестностью отступает, и любовные дела начинают убыстрять темп, приближая заинтересованных лиц к заветной цели.
Так случилось и на этот раз. Через несколько дней девушка взяла его за руку и сказала:
— Офицер, пойдем со мной. Я покажу тебе очень красивое место.
Бенкендорф, конечно, согласился, не без внутреннего трепета. Берег был пустынным, а девушка недостаточно хорошо знакомой. Не все на острове приветствовали появление русской миссии. Однако отступать поздно, тем более что девушка, не оглядываясь, пошла по тропинке. Бенкендорф, чтобы отвлечься от тревожных мыслей, любовался легкой поступью, крепкими ногами и искусно сплетенными из кожаных ремешков сандалиями. Она была настолько уверена в своих чарах, что не оборачивалась. Наконец, у руины какой-то стены, быть может оставшейся здесь с времен римского владычества, она остановилась, обхватила Бенкендорфа за плечи и одарила долгим и жарким поцелуем. Если кто-нибудь подумает, что за этим что-то последовало — ошибется. Прошло несколько дней, пока в дверь к Бенкендорфу не постучала пожилая женщина, закутанная в легкую темную накидку. Задвинув пистолет за полу мундира и вооружившись кинжалом, спрятанным под рубаху, Бенкендорф пошел, куда его повели. Это оказалось совсем рядом. Там ждала девушка.