Народ вопил:
— За грехи Бог нас карает!
— Всеобщей молитвой искупим наши вины перед Господом!
Государь, буквально рыдая, вышел из коляски, опустился на колени и произнес:
— Не за ваши грехи, а за мои!
Челобитная на галльском наречии
Однако тут существовали и тонкости. Они вышли наружу в момент, когда Бенкендорф явился в новом мундире и отрекомендовал государю подвиги братьев Беляевых. Сам он получил позднее в награду табакерку с портретом, усыпанную бриллиантами. Генерал-адъютант Дибич — новый начальник Главного штаба, заменивший князя Волконского, зачитал Милорадовичу, Бенкендорфу, графу Комаровскому и генерал-адъютанту Депрерадовичу собственоручно составленный государем рескрипт: в помощь военному генерал-губернатору для подания деятельных пособий потерпевшим от наводнения и по случаю истребления мостов и затруднения в сообщении между частями города назначались временными военными губернаторами на Васильевский остров — Бенкендорф, на Петербургскую сторону — граф Комаровский, на Выборгскую — Депрерадович. Им было выдано Министерством финансов по сто тысяч рублей.
Милорадович, выходя от государя, ободряюще похлопал Бенкендорфа по плечу:
— Ты видишь, как наш государь справедлив.
И Бенкендорф понял, что в рескрипт фамилия попала не без вмешательства друга. Ну и слава Богу!
Между тем государь отправился через три дня не на Васильевский остров, а на Петербургскую сторону к графу Комаровскому. Там он покинул катер и долго осматривал разрушения, причиненные стихией. Он посетил и Каменный и Аптекарский острова. На Васильевском наводнение причинило не меньше бед. Так же были снесены заборы, мостики через канавы, фонари и будки. Деревянные дома, особенно первые этажи, пострадали чуть ли не сильнее, чем в иных местах. Государь не соизволил встретиться с ним, хотя Бенкендорф не спал ночь и метался из конца в конец, отдавая распоряжения, а в какие-то моменты вместе с солдатами энергично действовал сам, побуждая жителей работать при свете костров.
Но государь не соизволил! И это было обиднее остального. Однако самое тревожное заключалось в отсутствии перспективы. Император ему никогда ничего не прощал и не простит. Более того, он, вероятно, считает, что предоставил Бенкендорфу хороший шанс, назначив начальником Гвардейского генерального штаба, а Бенкендорф не использовал единственную возможность и показал себя излишне мягким и нерешительным — в лучшем случае. В худшем — он сознательно искажал действительное положение дел и с какой-то неясной для императора целью не предпринимал должных усилий при подавлении бунта. Васильчиков не ответил императору в секретной записке на прямо поставленный вопрос — не желал брать греха на душу, не желал, чтобы его окрестили доносчиком, хотя в Петербурге странным образом распространились слухи, что семеновская история не что иное, как результат соперничества между Васильчиковым и Бенкендорфом.