— Ты с трудом можешь вообразить, что там происходило, — рассказал он Бенкендорфу той же ночью. — К сожалению, обер-полицеймейстер не сумел обеспечить порядок. Полиция разбежалась. Мне донесли, что многие просто переоделись. Нет ли тут чьей-либо руки? Впервые мундир стал мишенью для возмутителей. Все это приняло угрожающие размеры.
Бенкендорф послал за Дубельтом. Дубельт прискакал в Петергоф ранним утром.
— Беда, Александр Христофорович, ничего нельзя поделать. Жандармерия и полиция не в силах восстановить порядок. Здесь военная сила нужна. А то и картечь. Озлобление страшное. Заседали вчера у генерал-губернатора Эссена. Его едва с лошади не стащили. Еле гренадеры штыками оборонили Петра Кирилловича. Васильчиков Сенатскую помянул. Взял эскадрон конной гвардии и батальон Семеновского полка. Разогнал безумцев барабанным боем и угрозой стрелять.
Сенная площадь отчего-то стала центром событий. Наконец император решился и отправился туда. Запах дыма и гари заволакивал пространство. Дубельт послал на площадь переодетых агентов, которые исподтишка усовещивали народ. Ему доложили, как император, приподнявшись на стременах, крикнул:
— Я никого не страшусь… Вот я перед вами…
Однако толпа не переставала яриться, проклиная иностранцев и врачей.
— До кого вы добираетесь? — крикнул император. — Кого вы хотите? Меня ли? На колени, несчастные!
Громовой голос повелителя, подкрепленный ощетинившейся штыками и шеренгой гренадер, заставил обезумевших от ужаса людей упасть на колени.
— Стыдно народу русскому, забыв веру отцов своих, подражать буйству французов и поляков. Не они ли вас подучают? Ловите их и представляйте подозрительных начальству, но сами не творите самоуправства и насилий!
Непростительное заблуждение поэта
Бенкендорф никак не мог оправиться, да и окружающая обстановка не способствовала быстрому выздоровлению. Лето выдалось сухое, жаркое. Вокруг столицы удушливо тлели леса. Даже земля под иссушенной пожелтевшей травой трескалась. Пыль на дорогах стояла столбом, затрудняя передвижение. А Колера Морбус не утихала. Она бушевала и вдали и вблизи Петербурга. Требования врачей носить с собой скляночку с раствором хлориновой извести или крепкого уксуса и протирать руки, кожу возле губ и виски вызывали ярость. Тот, кто носил хлориновую известь в полотняной сумочке, рисковал, что ему затолкают ее в глотку. Дезинфицирующие жидкости заставляли пить каждого, у кого они отыскивались. Кто избежал холеры, иногда становился жертвой собственной предусмотрительности.
Бенкендорф понимал, что скоро волнения вспыхнут в военных поселениях. Он нередко указывал государю, что время военных поселений давно миновало. В одно из посещений императора напомнил, что стоило бы в ближайших местах к столице принять меры предосторожности. И как в воду глядел. В Старой Руссе убили городничего, разграбили питейные дома, захватили и подожгли полицейские участки. Возбужденные слухами крестьяне поддержали солдат. Но как ни странно, резервные полки, воевавшие в Польше, не уклонялись от приказов, хотя и не проявляли привычной покорности. Зверства и кровопролития было много. С офицеров срывали погоны и убивали чем придется. Подобная доля ждала врачей..