— тонкой, глубоко прожаренной картофельной соломки, — что выстроились в ряд у миски с маслом.
— Чай, кофе, мороженое? — спросил Рустам, показывая на бело-голубой холодильник с небрежной надписью «Качиства», под которой нежился ухмыляющийся арктический тюлень.
— Пачку печенья с земляникой и кешью и чаи масала, — сказал Инеш, вымучив широкую улыбку.
— Чая на всех, — подмигнул Ежик.
Вентилятор на потолке снова запыхтел.
— Она забрала твой мотоцикл? — воскликнул парень с безволосой грудью.
— Ага, точно, — фыркнул Толстяк. — Будто девчонка умеет на нем ездить!
— Наверное, кто-то меня ударил, — сказал Инеш и пощупал лицо: нет ли синяков. — Ничего не помню. Я осмотрел все кругом, даже заглянул за ворота, но ее нигде не было. И мой «триумф» тоже исчез!
— Не переживай, такой мотоцикл, как у тебя, далеко не спрячешь. — Ежик сочувственно покачал головой и постучал Инеша по спине: — Лучше не гоняйся за девкой, если у нее уже есть ухажер, яр. От этого одни неприятности.
— Я думал, она убежит со мной, а она свалила с моим мотиком! — простонал Инеш.
— Девка нынче ветреная пошла, — подытожил Толстяк и высыпал в рот целую банку ирисок «пэрри».
— Простите, — сказал Джагиндер, подойдя к их столику. — Вы случайно не о Милочке с Малабарского холма говорите?
— Правильно, о ней, — кивнул Инеш, с любопытством и подозрением разглядывая Джагиндера.
— О Милочке Лавате? — уточнил тот. Невозможно было представить благовоспитанную соседскую дочку на мотоцикле. Девушки так не делают.
Инеш молча кивнул.
— Своим мотиком он соблазнит любую девчонку, — пояснил Ежик. — Просто не повезло в этот раз.
— Да что ты врешь? — надвинулся на парня Джагиндер. — Я знаю соседскую дочку. И знал ее отца, пока он был жив. Как тебе не стыдно?
С этими словами он бросился вон из кафе, подавляя нарастающий приступ паники. «Чертов мальчишка просто врет. Бахвалится перед дружками». Соседи строго оберегали девушку, он бы и сам воспитывал свою дочь так же, останься она в живых.
Свою дочь.
В сознании Джагиндера его лунная пташка стала воплощением добродетели. Если бы можно было кое-что предотвратить, жизнь развернулась бы перед ним роскошным восточным ковром, как и намечалось. Никаких сюрпризов или крутых поворотов. Лишь пышный гобелен из дней и ночей, который в конце земного пути он бы свернул и гордо назвал своей собственностью.
Ко всеобщему удивлению и радости, инспектор полиции Паскаль постучал в парадную дверь всего через четверть часа после спешного звонка в участок.
Жильцы сидели в доме — чопорные и перепуганные. Бунгало они перевернули вверх дном, понимая, что брошенные сапожки Мизинчика — зловещий знак.