– Наш товарыш, капитан СБУ, нам про тэбэ всэ розповив.
– А вы что, с СБУ дружите? – удивился я.
– Всюды е нормальни люды, – ответил Петр и отвернулся.
Я оглянулся на Гулю – она думала о чем-то своем, потом обратил взгляд на Галю – она тоже опустила глаза и о чем-то размышляла, и вид ее мне показался поэтически-грустным, в то время как красивое лицо моей казахской жены отличалось сосредоточенностью и серьезностью – Розвъяжыть мэни рукы, – вдруг подала голос Галя. – Я вам кашу зварю, у мэнэ крупа е. И Пэтру трэба йисты, бо в нього выразка.
– Что у него? – переспросил я.
– Язва по-вашому, – пояснила Галя.
Я обернулся к Гуле. Мы переглянулись.
– Я сама сварю, – сказала Гуля строгим голосом. – Где крупа?
Галя кивнула на сумку возле кострища.
Солнце начинало прижаривать. Я тоже проголодался, и мысль о каше отвлекла меня от высоких межнациональных материй.
Потом мы кормили с ложечки Галю и Петра, а после этого уселись поудобнее и поели сами. Сварили чаю, и опять каждый работал «на два рта», успевая и сам отхлебнуть, и к губам пленников пиалки поднести. Гуля достала сырные шарики и угостила ими Петра и Галю.
Немного разморенные едой и солнцем, мы потеряли ощущение утренней бодрости и, должно быть, готовы были уснуть, но тут Гуля решительно встала на ноги.
Расправила на себе ярко-салатовое платье-рубаху.
– Надо идти, – сказала она.
На лицах пленников прочитывалась усталость.
– Так что, развязать им ноги? – спросил я Гулю.
Она задумалась.
В тишине послышалось мне тишайшее шепотливое движение песка – голос пустыни. Я оглянулся на кромку песка, сухим морем лизавшего каменный берег гор.
Никакого движения видно не было, но я уже знал, что медленное движение песка, как и воздуха, невидимо и неощутимо.
– Послухай, – услышал я голос Петра. – Можэ, домовымось якось… Ну так, щоб разом? Алэ щоб бэз усякых там москальськых фокусив!
Я обернулся. Тяжело вздохнул – странным мне показалось, что не я ему ставлю условия, при которых он будет развязан, а он мне.
– Ну так що? – спросил он, выждав минуту.
– Знаете, что, – еще разок вздохнув, ответил я. – Давайте договоримся так: я вас развязываю, но при условии, что не только никаких «москальськых фокусив» не будет, но и никаких «хохляцких»!
Петр пожевал губами, словно принимал какое-то очень важное решение.
– Гаразд, – наконец выдохнул он. – Розвъязуйтэ! Я опять посмотрел на Гулю.
Она кивнула.