— Хотя бы не обзывали меня сушеной акулой? — живо уточнил араави.
— Нет, — удивился сирена. — Звали просто акулой. Зубастой. А что?
— Пустяки. Как мне тебя звать?
— Не знаю. Тех, кто не допущен до взрослого служения, в нашей крепости именовали по году приема и комнате проживания. Меня приняли в год Волны, я должен был отзываться, когда кричали «девятая Волна».
— Пять лет назад началось твое обучение… чем же ты занимался первые десять лет жизни? — удивился араави.
— Жил там же, при храме, учился воинскому делу, — отозвался сирена. — Ведь жрецы еще не знали наверняка, есть ли у меня в голосе мед и яд, годны ли они по силе.
— Ясно. Иди вниз. Твоя мама наверняка уже закончила мерзнуть в воде и теперь готова знакомиться с сыном, вполне надежно осознавая себя.
— Она… здесь? — В голосе проявилось короткое смятение.
Араави кивнул. Его аоори, не дожидаясь новых приказов, прошел к дверям, подозвал одного из своих людей. Указал на сирену и велел проводить и поддержать. Юноша ошарашенно дернул плечом. Зачем поддерживать? Он вроде не падает, хоть и хромает.
— Привыкай, — безнадежно посетовал Граат. — Эти здоровенные чудища еще хуже моей сирены. Они никого не слушаются. Меня наверняка теперь же запрут, а если лекарь велит, вынудят снова отдыхать.
— Вас… запрут? — осторожно переспросил сирена.
— Обязательно, — заверил аоори, сохраняя полнейшую серьезность. — У нас строго. Лекарь сказал — исполняем.
— Очень необычные порядки.
— Ты не умничай, пока еще есть целые ребра, — с напускной мрачностью буркнул аоори.
Сирена сказал бы больше и поинтересовался многим, но желание увидеть маму было гораздо сильнее любопытства. Он уже хромал через комнату. И позволил себя поддерживать, то есть, в общем-то, нести вниз по крутой лестнице…
Лоота, как и предполагал араави, успела выбраться из холодной воды и дрожала под толстым шерстяным покрывалом. Всхлипывала пуще прежнего, безвольно комкая край ткани. Ей и самой представлялось, что вспышки слепой бессознательной злобы остались в прошлом. Оказывается, нет.
Элиис старательно расчесывала ее мокрые волосы и утешала, как могла:
— Все равно, если честно, он малость получше моей родни. И уж всяко гораздо толковее отца Юго. Не пьет, не дерется. Умный. Сердится иногда, шумит и в воду загоняет — но у каждого свои недостатки.
— Я-а п-п-п-п… — Синие от холода губы не желали выговаривать сложное для них слово.
— Правильно? — предположила Элиис.
Сирена всхлипнула еще горше и замотала головой.
— Привыкну? — повторила попытку угадать Элиис. — Это да, наверняка. И ты, и я… Если уж по совести, ну куда я денусь от коняки?