– Пришли, – глухо сказал Белодрев, – Могильники.
– Господи помилуй, и сюда лезть? – скорбно вздохнул отец Иван.
Капитан провел рукой по лицу, словно отгоняя невидимую паутину:
– Кажется, мое предположение верно. В нашем мире, Могильники – обычные ямы. Здесь же, в сумрачной, захваченной врагом земле, эти ямы имеют продолжение, как бы черные объемы… Зло, совершенное здесь, создало целую пропасть… а в центре воронка в ад… да, – Капитан смешно махнул рукой, – где-то так, хотя я и неуклюже высказался.
– Николай, о воронке мог бы не говорить, – сморщился отец Иван.
– Сказки серых, – с жаром возразил Брат. – Нет там никакой воронки. Воронка у темных одна, под курганом. Здесь же, обычный глубокий овраг, который темные немного углубили, да туманом, для виду заполнили. Вот и все.
– Времени мало для споров, – сказал Белодрев. – Идемте. Держимся вместе. Ничего там страшного нет. Разве что темно, дурные мысли и клонит в сон.
– Воронки тоже нет? – спросил я.
– Есть. Но не здесь. Далеко. В центре. А мы находимся на краю Могильников. Тут нет ничего, кроме тьмы и тлена. Единственная опасность, духи, но их нет. Пока нет. Идемте.
Белодрев шагнул в туман. Следом за ним мы. Первое ощущение, будто нырнули в темную воду. И сразу сдавило грудную клетку, тело налилось свинцом, отчаянно заколотилось сердце.
И без того тусклые краски Сумрачной земли погасли окончательно. Окружающая нас тьма приобрела плотную и вязкую субстанцию, каждое движение в ней давалось с трудом. Медленно, осторожно, шажок за шажком, спускались мы вниз, словно сквозь густые заросли.
Я огляделся. Тропа под ногами (да, под ногами была вполне сносная тропа), чуть заметно светилась тускло-красным цветом. Словно вся пропитанная пролитой на скотобойне кровью.
Я ожидал увидеть кости животных, может быть даже человеческие останки, но ничего этого не было. Тропа плавно спускалась вниз. Земля вокруг тропы так же светилась, еще более тусклым лиловато-зеленоватым светом.
Вдоль тропы громоздились абсолютно черные, зловещие скалы. Но на них лучше было вообще не смотреть. Возникло ощущение тяжкого удушья; казалось, скалы медленно смыкаются и давят, давят неимоверной тяжестью. С каждой секундой все тяжелее и хуже и конца этому нет, и не будет.
Ужас, неописуемый мистический ужас, свел мне живот. Ужас почти ощутимо булькал в животе. В какой-то миг я ясно увидел: впереди ужасающая воронка, провал в адские миры, бесславный конец, адские муки!
Каким же глупым и бессмысленным казался из этой тьмы и гибели светлый мир стражей на Холме – он предстал пред моими мысленными очами за какое-то мгновение, во всех своих подробностях.