Клен махнул рукой и длинным узловатым пальцем показал в центр неба. В полумраке его рука напоминала ветвь дерева.
– Это духовное сердце нашего мира, как оно открывается нашему народу, – спокойно сказал Клен. – Там обитель очень высоких и благих духов, если по-вашему. Средоточие Аз-А-у…
– Что-то вроде Бога Отца, – уточнил Капитан.
– Идемте, – попросил Клен. – Друзья, надо торопиться, нас ждут.
Клен повернулся и бесшумно зашагал по дорожке. Мы нехотя поплелись за ним, с огромным трудом оторвавшись от сияющей звездной бездны.
– Да, – сказал Капитан, – первый раз я здесь полночи простоял. И никто не торопил. А теперь вот ждут.
Мы снова вступили на лестницу, поднялись и оказались в еще одном зале меньших размеров. Здесь потолок был уже нормальный, сплошной. Но одна из стен, повернутая к вершине холма, была «прозрачной».
Я увидел Серебряные Деревья («прозрачная» стена обращена именно к ним), они тихо светились отраженным звездным светом. В ночи они напоминали молитвенников-исполинов, пустынников, аскетов-великанов молитвенно воздевающих руки в небеса.
Несколько светил непередаваемого цвета сияли над ними, просвечивая концентрическими кругами.
Дальнейшее разглядеть не успел. В зале внезапно вспыхнул свет. Он полился из ниоткуда, не было ни фонарей, ничего. Мы увидели стражей, сидящих прямо на полу, на подушках, подобно арабам, или индусам. Стражи встали и шумно приветствовали нас.
Мы ели и пили.
Все было необычайно вкусно, а вода в кувшинчиках имела разный аромат и пьянила, как очень хорошее вино.
Специально для нас была запечена рыба. Весьма хитрым способом. Ее бесподобный вкус запомнится, наверное, на всю жизнь. Сами стражи вегетарианцы (этому я как раз совсем не удивился).
Ели и пили в благоговейном молчании. Лишь на лицах стражей менялись эмоции, стражи выглядели тревожно и что-то бурно обсуждали на своем, мысленном уровне. Наконец Белодрев сказал:
– Боюсь нашим друзьям-человекам не очень уютно оттого, что мы тут беззвучно говорим.
– Не очень вежливо с нашей стороны, – подхватила Игуменья.
– А давайте, что-нибудь споем, – предложил Серебряный. – Нашим друзьям жевать будет веселее.
И стражи запели.
В их пении переливалось многоголосое «а-а-а», что мы уже слышали у Пестрого. Но только теперь в многоголосье вплетался набор совершенно непостижимых звуков, от птичьего щебета, до шелеста листвы.
Трудно было поверить, что все это производилось сидящими рядом с нами и внешне сейчас мало от нас отличающимися существами.
Мы ели и пили, а перед нами разворачивалась картина Творения. Прекрасные, далекие, чуждые страданию и злу миры возникали из звуков пения стражей. Описав величественный, непостижимый круг в мироздании, все сотворенное устремлялось к Творцу.