— Нет, нет, — шептала она. Теперь ей точно не переубедить Куинна.
Элизабет подняла посеревшее лицо.
— Не хочу его денег. Никогда не хотела. Можешь забрать себе. Ему вообще надо было все тебе оставить.
Куинн покачал головой.
— Даже если бы мы не поссорились, он отлично знал, что мне они не нужны.
— Тогда Пери.
— У Пери их предостаточно. — И, не дав ей возразить, добавил: — Если тебе от этого легче, я позаботился о том, чтобы Пери оказался материально обеспечен, когда Генри выставил его за дверь.
Она опешила.
— С чего это вдруг Генри выставил Пери? Что он такого наделал?
— Во время выяснения отношений он возьми да и брякни в присутствии Генри: «Нет никого глупее старого дуралея».
— Неужели Пери думал…
— Что Генри втюрился? А что он еще мог думать?
Боже мой, Элизабет в отчаянии заломила руки, все было гораздо хуже, чем она представляла.
— Так вот, мне все равно, кому достанутся эти деньги! — выкрикнула она. — Я их не возьму.
Куинн цинично скривил губы.
— Ты запоешь иначе, если Бомонт передумает.
— Если я не выйду замуж за Ричарда, то вполне сумею прокормить себя.
— Не сомневаюсь. Но Генри оставил тебе эти деньги, он хотел, чтоб они достались тебе.
— Нет, я не могу их взять.
— Тогда тебе придется обратиться к его адвокатам и сказать им, как распорядиться этими деньгами. А пока что, — он осторожно взглянул на нее, — есть одно ювелирное изделие, которое, я надеюсь, ты не откажешься принять. На смертном одре Генри…
— Ты был рядом?
— Послали и за Пери, и за мной. К несчастью, пока мы ехали, очередной удар лишил его способности связно говорить или писать, но он дал мне понять, что одна брошь должна быть твоей. Так что, если он действительно для тебя что-то значил… — Куинн не договорил.
— Кому она принадлежала?
— Я покопался и нашел, что она попала в нашу семью в начале семнадцатого века. Поскольку ты помогала отцу писать историю нашего рода, тебе известно, что Дервиллы сколотили свое состояние кораблестроением и содержанием кораблей и только впоследствии занялись коммерческим банком.
— Да.
— Так вот, выходит, эта брошь принадлежала жене Кристофера Дервилла, который участвовал в строительстве «Мейфлауэра» и даже плавал на нем.
— Но я не могу принять такую вещь…
— Прежде чем отпираться, позволь заметить, что как раз из-за ее исторического значения он хотел передать ее тебе.
— Хорошо, раз Генри хотел, чтобы эта брошь принадлежала мне, я приму ее.
По мрачному лицу Куинна пробежала тень.
— В таком случае едем, как только ты будешь готова.
Она с удивлением спросила, взглянув на него:
— Едем? Куда?
— В Солтмарш.