Она резко обернулась: высокий темный силуэт заполнял дверной проем.
— Так, значит, ты передумала, — заметил Куинн и добавил: — Я имею в виду, насчет напитка.
— Ты испугал меня, — буркнула она. — Как ты догадался, что я здесь?
— Я слышал, как ты прошла через холл.
Он подошел к ней, и, когда попал в полосу света, она увидела, что он одет. Так он совсем не ложился?
Куинн любовался ее тонкой фигурой в атласном пеньюаре, спадающими на плечи длинными шелковистыми волосами…
— Итак, тебе все-таки не спится?
Не обращая внимания на иронический тон, она ответила вопросом на вопрос:
— Зачем ты за мной ходишь?
— А я тоже подумал, не выпить ли мне шоколада, и решил, что будет приятно сделать это вместе возле камина.
Она покачала головой.
— Я собиралась выпить его у себя.
— Ну, если ты настаиваешь… можем проделать это в постели.
Элизабет до боли стиснула зубы: нет, ему не удастся вывести ее из равновесия.
— Я не это имела в виду, и ты это знаешь.
— Значит, пьем у камина.
Чайник вскипел, и пока Элизабет проклинала себя за то, что не осталась у себя в комнате, в безопасности, он налил пару кружек и насыпал шоколад.
— Не то чтоб «Кордон-блю», — заметил он, помешивая густую жижу, — но если добавить пару-другую галет, то сойдет.
Поставив кружки и целую пачку галет на круглый подносик, он пошел обратно в кабинет. Ей ничего не оставалось, как следовать за ним.
Одетый Куинн ее смущал. Элизабет затянула потуже пояс на пеньюаре и села в кресло.
Поленья весело горели в камине. Пачка документов на кофейном столике говорила о том, что Куинн работал. Он отодвинул бумаги, поставил подносик и протянул Элизабет кружку и пачку с галетами.
Она отрицательно мотнула головой.
— Я просмотрел еще раз завещание Генри. — Куинн вытащил из пачки одну галету. — Вернее, уточнил дату. Мне с некоторым опозданием пришло в голову, что может оказаться небезразличным, когда оно было составлено…
Элизабет и раньше замечала, что они с Куинном мыслят в одном направлении. Пока она у себя в комнате пыталась заснуть, ее собственные мысли вертелись вокруг даты завещания…
Куинн между тем продолжал:
— Если бы завещание было составлено раньше, значит Генри тебя действительно любил. Но в таком случае он наверняка переписал бы его после того, как ты сбежала и вышла за меня. Видит Бог, он был очень зол.
— Он не был зол, когда мы с ним виделись, — выпалила Элизабет не подумав.
— То есть? — Куинн вопросительно уставился на нее.
Элизабет решила не робеть.
— Генри не был зол, когда я его видела.
— Вот как? И когда же это было?
— Когда я приехала, чтобы сказать ему, что выхожу за тебя замуж, и попрощаться. — И, слегка краснея, добавила: — Ты хотел, чтобы это оставалось между нами, но не могла же я просто уйти, не сказав ему ни слова.