Ивейн рассеянно обрывала лепестки цветка, ей живо представилось, как Ракель продевает унизанную украшениями руку под локоть человека в безукоризненно белом костюме. Ракель Фонеска сочла, что очень престижно и интересно будет стать невестой маркиза Леонского. И что же тогда станется с его маленькой воспитанницей?
— О чем вы думаете, юное дитя, ваши глаза затуманила печаль?
Ивейн взглянула на своего учителя и постаралась улыбнуться.
— Жизнь, как подумаешь, очень загадочная вещь. Интересно, не правда ли, что наши судьбы предрешены еще до нашего рождения?
— Еl destino [21]? — Сеньор глубоко задумался. — Я склонен думать, что каждый когда-нибудь приходит на перекресток — ах, как широко вы распахнули ваши золотисто-коричневые глаза! Я что, сказал что-то важное, сеньорита?
— Да… это странно.
Лепестки упали на землю. Ивейн разглядывала свою ладонь, на которой когда-то, давным-давно, ярмарочная гадалка увидела перекресток. Она рассказала учителю про то гадание и думала, что он улыбнется, но тот и не думал улыбаться.
— Да, настоящие цыганки умеют гадать по руке, — вздохнул сеньор. — Мать твоего опекуна была испанской цыганкой, и иногда мне кажется, что она заранее знала, что ее брак с его отцом кончится трагедией. Старый маркиз де Леон никак не хотел признавать невестку, и, когда Розалита овдовела, она убежала вместе с младенцем в Южную Америку. Хуан там вырос, стал мужчиной и, будучи человеком честолюбивым, сильной воли, добился успеха и без помощи своих родных. Это было в Лиме…
Сеньор Фонеска прервал себя на полуслове и взглянул на сосредоточенное юное лицо Ивейн.
— Вы так умеете слушать, поразительно… а Хуан что-нибудь рассказывал вам, упоминал о своей боли?
— Боли? — переспросила девушка, вспоминая моменты, когда у рта опекуна залегали резкие морщины, и ей казалось, что он словно погружается в мрачные глубины, — моменты, когда он пугал Ивейн своим хмурым видом, и она старалась держаться от него подальше.
— Раненая нога до сих пор его очень беспокоит. Сначала доктора в Лиме хотели ее ампутировать, но он никак не мог на это согласиться, поэтому поехал в Англию и там попал в руки хорошего хирурга, который решился восстановить ногу; последовала длительная и мучительная серия операций, месяцами он был до бедра закован в гипс — месяцы неудач, мучений. Дон Хуан был на грани срыва из-за постоянных приступов боли. Чудо, что ему вообще удалось сохранить ногу. Он повредил ее, просто разбил вдребезги, когда лошадь, на которой он скакал, упала. Хуан любил гнать лошадь по диким степям галопом, и его скакун как раз поднимался на холм, когда это случилось. Лошадь сбросила Хуана, перекатилась через него и раздробила ему ногу.