— Иван Петрович, как давно вас шантажируют открыто?
— Я занял пост декана восемь лет назад. Через год сменился начальник факультета, то есть, тогда уже декан факультета внутренних войск. Начались… определенные меры, нескольких курсантов хотели отчислять. Их перевели ко мне. Я довольно быстро захотел подать жалобу в Общественный совет.
— И тогда вас познакомили с текущей политикой?
— Да, можно сказать так. До того меня не беспокоили, я с головой нырнул в переустройство своего факультета и никому не мешал… Дело в том, Анаит Александровна, что предыдущее руководство было немногим лучше нынешнего, в человеческом смысле. В профессиональном, насколько я могу судить, оно много ему уступало. Понимаете, здесь раньше все было намного хуже. Во всех отношениях. Когда Моран принялся наводить порядок, на него молиться были готовы. Я помню эти времена, я уже был замдекана… У нас почти никто не почувствовал, что реформы свернули не туда. А я слишком зарылся в дела своего факультета — по нам предыдущий режим ударил очень сильно — и упустил момент, когда еще можно было что-то сделать. Мне — что-то сделать. Мне не хотелось повторять эту ошибку. Насколько я знаю нашего полковника, он оставил вас без связи. Я принес вам кое-что помимо сирени.
— Что же? — спрашивает Анаит, чтобы как-то разбавить скорбный монолог. Интереса нет. Даже теперь, когда она поняла, в какую ловушку попал этот человек. Он гражданский в зоне боевых действий. Хороший гражданский, не орет, не мечется, делает, что может, но тут ему не место. Его нужно вытащить, вылечить — и отправить заниматься своим делом. Он не виноват, бедный Иван Петрович, что Анаит в нем померещился товарищ. В крайнем случае — противник.
— Импульсный передатчик. Мощный. Наш карантин пробьет. И ключ к нему. От перехвата не застраховано, но расшифровывать ваше послание будут от восьми часов до двенадцати, если повезет.
Если бы, если бы нельзя было полностью полагаться на характеристики Максима — и то только потому, что характеристики он составлял по просьбе Джона, — Анаит позвала бы Сона: выставить гостя как провокатора. Он не провокатор. Он добронамеренный гражданский, и он не знал, кого сюда прислали — другого гражданского, представителя какой-то фракции… или человека, которому есть что противопоставить здешним бешеным лисам. Он должен был как-то проверить, как-то узнать, с кем имеет дело. Негодный человек не спросил бы про Максима, не возмутился бы бездействием. А годный, но неграмотный — обрадовался бы передатчику… Бедный Иван Петрович.
Минутная стрелка на больших часах с настоящей — накануне проверено — кукушкой подползает к цифре 12. Во Флориде сейчас почти 5.