«Везучую» бомбу подложил на авеню Оперы двадцатилетний Эмиль Анри, поразительное исключение из череды убийц с исковерканными от рождения судьбами. Анри не был бастардом, как Равашоль, обреченный на тяжкий труд с восьми лет, не играл на танцульках на аккордеоне за пять франков, не воровал с голодухи кур. Его не сажали, как Огюста Вайана, в тринадцать лет за безбилетный проезд на поезде, а в семнадцать — за неоплаченный обед в ресторане.
Его отец, Фортюне Анри (1821–1882), поэт и журналист, если припирала нужда, мог работать и сафьянщиком, и сапожником. Но это был его сознательный выбор: все его братья и сестры, несмотря на скромное происхождение, получили, как и он сам, отличное образование и обитали в шикарном Шестнадцатом округе. Фортюне же стал фурьеристом, сторонником альтернативной педагогики, основанной на игровом и образном восприятии мира. Издание оппозиционных журналов стоило ему при империи не менее пяти приговоров. Войдя в руководство Коммуны, он ратовал за перемирие, но, убедившись, что версальцы жаждут крови, произнес воинственную речь на обломках Вандомской колонны и проголосовал за казни заложников. Он руководил последним очагом сопротивления в Бельвиле, бежал, переодевшись маляром, в Испанию. Заочно приговоренный к смерти, Фортюне удачно устроился директором шахты, затем фабрики по переработке ртути, от последствий отравления которой он и умрет. В Испании родился Эмиль.
Учителя называли его идеальным, честнейшим на свете ребенком. По иронии судьбы, хуже всего давалась будущему пиротехнику химия, а на вступительном экзамене в Политехническом институте ему достался вопрос о взрывоопасных свойствах хлора. В институт Эмиль не поступил, но всякий раз, даже уволенный откуда-нибудь за анархизм, находил новую неплохую работу.
Говорят, он был усердным спиритом, советовался с духом святого Людовика и еще в 1892 году сочинял такие стихи: «Я вижу: ангелы / И богини любви / Сбегаются ко мне и по очереди / Поют мне хвалу».
Как и отец, сначала Эмиль был против террора, но затем понял, что пропаганда ничего не изменит. В августе 1892 года в журнале «Л’Андэор» он спорил с классиком анархизма Эррико Малатестой, предостерегавшим против того, чтобы переступать черту насилия. Уже 8 ноября Анри переступил свою черту.
Полиция стояла на ушах, но Анри сумел бежать в Англию. В тюрьму на два года угодил 8 декабря 1892 года его старший брат Фортюне-младший. Анри же, вернувшись через год в Париж под именем Луи Дюбуа, снял комнату в Бельвиле и наладил изготовление «адских машин». 9 декабря 1893 года Вайан швырнул в Палате депутатов начиненную гвоздями бомбу, ранив пятьдесят человек. Тяжелее всех пострадал сам бомбист — лишь это помешало ему скрыться. Анархизм вступил в замкнутый круг: провокация — репрессии — террор — репрессии — террор. 12 и 18 декабря были приняты первые два (третий примут 28 июля 1894 года) «злодейских закона», аннулированных лишь 23 декабря 1992 года, каравших за пропаганду анархии, за создание злоумышленных объединений, удушавших свободу прессы. В ночь на 1 января 1894 года полиция провела две тысячи обысков — напоминавших скорее погромы — квартир, клубов и редакций. Началась великая охота на ведьм: к лету за решеткой оказались пятьсот подозреваемых в «экстремизме».