В дальнем конце зала растворилась низенькая дверца. Из неё вынырнул похожий на грифа человек.
— Боярин Волокита, прошу Вас пожаловать к светлейшему князю, — произнёс он неожиданно густым басом.
Боярин ещё раз прожёг взором грека, степенно взмыл на ноги и скрылся. Напряжение сразу пропало, будто у магнита отпилили половину, превратив его в однополярный магнит. Во всяком случае, именно так представлялся Щавелю разнопротивный союз купца и боярина, когда каждый из оппонентов является катетом, а отношения, меж ними возникающие, гипотенузой, с которой кормятся сами катеты и все, кому не лень.
Аудиенция боярина не затянулась и вскоре он вылез, как из норы, в приёмную. На миг случилась грозовая атмосфера, но уже грек устремился предстать пред очи светлейшего.
— Купец Попадакис, твой черёд, — пророкотал секретарь.
Уединение Щавеля длилось недолго, потому что в приёмную ввалились разом мясистый боярин в чудных сапогах, отороченных медвежьим мехом, и помощник начальника канцелярии, прижимающий к груди вязанку пергаментных свитков малой величины, не иначе, как грамоты на подпись. Узрев Щавеля, улыбнулся и нырнул без доклада. Почти сразу вышел грек, умиротворённо прижмурив глаза-маслины. Боярин в медвежьих сапогах плюхнулся на скамью, шумно отдуваясь.
Довольно споро появился Иоанн Прекрасногорский, следом за ним секретарь.
— Командир Щавель, смиреннейше и с уважухой прошу пожаловать к светлейшему князю.
Гриф занырнул вперёд, почтительно придержал низенькую дверцу. Пролезая мимо него Щавель втянул ноздрями воздух. От секретаря пахло застарелой кожей, перьями и высохшим деревом. Он оказался в обширном тамбуре с единственным окном. Добрую половину занимало гнездо секретаря — шкафы, громадный стол, заваленный бумагами, свитками и даже берестой. Дверь в кабинет князя охраняли два стража с алебардами и короткими топориками.
«Как дать таким по лбу, — подумал Щавель. — Милое дело. Не забалуешь».
В кабинет пришлось заходить согнувшись в три погибели.
— Земной поклон, светлейший князь! — молвил Щавель.
Дверь за ним закрылась.
— Здравствуй! — Лучезавр, князь Великого Новгорода, шагнул навстречу.
Старые друзья обнялись.
— Сто лет тебя не видел!
— Пятнадцать, — сказал Щавель.
— Пойдём, выпьем, — князь увлёк гостя в дальний край, где у пустого камина помещались кресла и столик с бутылками. — Будешь греческую метаксу?
— Не откажусь, — Щавель утонул в кресле, непривычно мягком и глубоком.
Князь откупорил длинную узкую бутылку, наполнил до краёв хрустальные рюмки.
— За встречу!
Греческая выпивка провалилась в нутро, оставив во рту привкус яблок и ароматы диковинных трав. Князь с комфортом устроился напротив и рассматривал старого друга с живейшим интересом. Был он сам необычайно ухоженный, роста и комплекции средних, с аккуратными усиками и бородкой, холёными ногтями и безупречно уложенным пробором. Щавель вдруг показался себе форменным дикобразом со своей жидкой бородой и двумя тонкими косами на спине, в которых проглядывала вплетённая тетива из конского волоса.