Михан аж дышать перестал, притаился как брокер на пике дневного спада, до того ему хотелось узнать ночные тайны постоялого двора, и не прогадал. Лузга отлип от стены, шагнул в конюшню, держа наотлёте что-то длинное, то ли обрез, то ли трофейный пистоль. Михан бросил в чехол обвалочный нож и пружинистым шагом, перекатываясь с пятки на носок, подскочил к конюшне. Сунулся внутрь. Пахнуло лошадьми. В дальнем конце теплился огонёк коптилки и доносились размеренные девичьи стоны, переходящие в женские. Туда-то и направлялся Лузга.
Из прохода между денниками удалось разглядеть копну сена и копошащиеся тени над ней.
— Третьим буду? — Лузга подкрался к сену вплотную.
— Вторым будешь, — разобрал Михан ответ Скворца. — Одного я уже послал.
— Тогда после тебя, — не сдавался Лузга. — Я человек не гордый, ношу ношенное, иму брошенное.
— Старый, — пропыхтел Скворец. — Шёл бы ты в место постоянной дислокации.
Тёмная фигура подняла продолговатый предмет. Стукнул кремень о сталь, зашипело, взвилось пороховое пламя на полке, блеснуло из ствола, бахнул выстрел. Заржали и заметались кони.
— С дуба рухнул?! — разъярился Скворец.
— Что, не вышло у тебя издевки? — едко спросил ружейный мастер, взводя второй курок.
— Из девки? Нет, не вышло.
— Во, давай её тогда, пока тёпленькая.
— Отвали, не мешай.
С шутками и прибаутками, под прицелом стволов Скворец закончил дело.
Как завороженный, Михан подходил всё ближе и ближе, пока из пустого денника не ударил густой чесночно-пивной перегар. В отсвете коптилки оловянным блеском маякнули хмельные глаза. Это был ужратый, но ещё самоходный бард Филипп.
* * *
Утром Щавель построил во дворе своё войско. Ночной переполох не дал выспаться, и настроение у командира было морозное. Знатный работорговец возвышался рядом. Треснувшую пополам после вчерашней драки рожу стягивали грубые нитки стежков, наложенные в больнице Альбертом Калужским. Швы делали Карпа похожим на залатанную тряпичную куклу, которой игралась на своём уютном чердачке Анечка Франкенштейн.
— Лузга, выйди из строя и повернись к товарищам лицом.
Лузга вознамерился осклабиться и сказать что-то едкое, но вовремя спохватился и беспрекословно вышел на пять шагов.
— Рабы, — отчеканил Щавель, — это не только полезное в хозяйстве тело, но и рыночный товар. Даже если они не были куплены, а взяты с боя или наловлены на раздолье, всё равно имеют цену. Карп, сколько стоила Покинутая Нора?
— Девка, однако, не мужик. Здоровая, но не сексапильная. Двадцать лет, в самом соку, на ней ещё пахать и пахать, вдобавок, грамотная, но с норовом, однако в побеге ещё не замечена, — сложил все плюсы и минусы работорговец и выдал кассовый чек: — Четыреста рублей можно запросить, если на торги в Великом Муроме выставить.