Пару раз случались в жизни Василия большие удачи, когда удавалось выскочить на лестницу и даже добежать до чердака. Разумеется, птичку кот не поймал, но устроил на чердаке грандиозный переполох. А глупые мыши изредка сами проникали в квартиру через перекрытия в поисках пропитания. Нечасто, раза два в год. Василий нес свою службу исправно, все мышиные ходы брал на учет. Долгими часами кот терпеливо ждал и потом гордо предъявлял добычу Старыгину. По этому поводу устраивалось грандиозное торжество, кота хвалили и показывали несчастную мышь соседям.
Сейчас же от конверта пахнуло на Василия чем-то злобным и опасным. Домашний котяра никогда в жизни не встречал крыс. Он распушил усы, вздыбил шерсть на спине и принялся красться к конверту, прижимаясь к полу.
Старыгин не обратил ни малейшего внимания на поведение кота, поскольку с увлечением рассматривал гравюру. На ней молодой человек в средневековом наряде танцевал рядом со скелетом. Скелет был знакомый. Молодой повеса тоже был Старыгину знаком – тот же самый короткий плащ, подбитый мехом, такая же круглая шляпа, залихватски сдвинутая набок, узкие штаны и башмаки с длинными, загнутыми кверху носками. На башмаках сверкали шпоры.
Старыгин, прижимая к груди гравюру, скинул куртку и пробежал в кабинет. Там он достал плохонькую лупу, снова привычно огорчившись отсутствием своей старинной, в бронзовой оправе, конфискованной таллиннской полицией, и склонился над гравюрой. Вздохнул удовлетворенно, потом достал из ящичка, где хранились предметы, полученные от прохиндея-гардеробщика в ресторане, зубчатое колесико и положил его рядом с гравюрой. Без сомнений, на рисунке у молодого щеголя были именно такие шпоры.
– Это интересно… – протянул Старыгин, бросился в прихожую за мобильным телефоном, нашел его в кармане куртки и едва не наступил на кота, который в упоении раздирал конверт.
– Василий, прекрати немедленно! – машинально крикнул Старыгин и снова скрылся в кабинете.
Там он нашел в своем мобильном телефоне снимок той самой гравюры с молодым человеком, сделанный им при посещении библиотеки Сперанского.
Молодой человек на обеих гравюрах был тот же самый, как и скелет. Разнились только шпоры, там – заостренные полумесяцы, а здесь – зубчатые колесики.
Настораживало кое-что еще. Различался пейзаж на заднем плане. Там, на той гравюре, за танцующей парочкой виднелись деревья, пинии и кипарисы, дорога убегала вдаль, а на горизонте синели горы.
На этой гравюре, что прислал Старыгину неизвестный, а скорее всего, старик Сперанский, пейзаж был городской. Дома с башенками и флюгерами, крытые черепицей, узкие окошки, закрытые витыми решетками, колодец, старинный желоб для воды…