Патриция Кунс подняла руку:
— Мы для вас кое–что приготовили, мисс Кастил, — застенчиво проговорила девочка.
— Да?
Она встала и вышла вперед, гордая тем, что ее выбрали представлять класс. Патриция помялась и от волнения стала грызть и без того обгрызенные ногти.
— Мы хотим вам это подарить до того, как вы получите другие подарки на свадьбу. Это от всех нас, — добавила она, протягивая мне сверток, упакованный в красивую голубую бумагу и перевязанный розовой ленточкой. — Мы даже бумагу покупали у вашего жениха, то есть я хотела сказать в магазине мистера Стоунуолла, — поправилась девочка, а я рассмеялась.
— Спасибо, всем спасибо.
Я развернула сверток. Внутри — оправленная в богатую дубовую раму — красовалась прекрасно выполненная вышивка, изображавшая мой домик в Уиллисе. Внизу стояла надпись: «Милый добрый дом, на память от вашего класса».
С минуту я не могла произнести ни слова, только смотрела на обращенные на меня лица с горевшими от возбуждения глазами.
— Спасибо, дети, — наконец выговорила я. — Среди всех моих будущих подарков ваш подарок станет для меня самым важным и дорогим.
Так оно и оказалось.
От последнего учебного дня до свадьбы время тянулось бесконечно: минуты казались часами, а часы — днями. Я считала, что за приготовлениями к торжеству время пролетит незаметно, но этого не случилось. Мое возбуждение в преддверии свадьбы продолжало нарастать, и Логан старался проводить со мной как можно больше времени. Потоком шли ответы на наши приглашения. Я не разговаривала с Тони Таттертоном с того дня, как покинула Фартинггейл–Мэнор, узнав о смерти Троя. Отчасти я не могла простить ему того, что случилось с его братом, а кроме того, я была испугана открывшейся мне тайной, послужившей причиной смерти Троя. Я знала, что не смогу больше слышать голос Тони, не улавливая при этом сходство со своим. Даже теперь, два года спустя, меня бросает в дрожь при мысли о его отношениях с моей матерью. Прожив достаточно долго в уверенности, что отец был мне родным, отец, который отвергал меня на каждом шагу и чьей любви мне так недоставало, я в итоге узнала, что каждый раз, глядя на меня, он видел перед собой бывшего любовника моей матери, ее отчима, а моего отца и дедушку — Тони Таттертона.
Это открытие испугало меня и потрясло до глубины души не только тем, что было по сути противоестественным и с трудом поддавалось пониманию. Меня страшила тайна моего происхождения. Я не решилась рассказать Логану правду. Презренные дела, которыми занимались сильные мира сего, потрясли бы его чистую, невинную душу. Но было и еще одно обстоятельство, о котором мне не хотелось упоминать. В тот последний день, когда Тони на пляже рассказал мне об ужасной смерти Троя, в его взгляде явственно проступило вожделение. И тогда мне стало ясно, что нужно держаться от него подальше. Вот почему я не отвечала на его телефонные звонки и письма, которые грудами лежали на моем столе. Именно поэтому я хотела, чтобы не Тони, а отец выступал на брачной церемонии. И хотя я знала теперь, что он мне не родной, я все еще искала его любви. Любовью же Тони я была сыта по горло.